Таубе жили на Выборгской стороне, в непрестижном Нейшлотском переулке. Место отдаленное и малоустроенное, зато квартиры дешевые. Генеральского жалования Виктора Рейнгольдовича едва хватало на более-менее сносную жизнь на окраине столицы. Несколько лет назад он получил по наследству два имения в Лифляндии, продал их и купил целый этаж в небольшом деревянном доме. Средств, полученных от продажи, не хватило, и Таубе занял дополнительно у богатого товарища. И теперь отдавал Лыкову по пятьдесят рублей в месяц. Получалось все равно дешевле, чем снимать квартиру, а главное — собственное жилье!

Барон появился, как и обещал, в семь пополудни. Сбросил шинель с вдетым в карман левым рукавом. Китель был подобран таким же образом. Хорошо хоть пострадала не правая рука! Иначе пришлось бы долго переучиваться, а так еще куда ни шло.

Таубе вернулся с войны калекой, но получил за службу лишь Владимира третьей степени с мечами. Не повезло. Он начал воевать во главе дивизии, а потом сдал ее, перейдя начальником штаба в Третий Сибирский армейский корпус к генералу Иванову. А там уже через неделю угодил под шимозу. В результате барона посчитали чужим на прежнем месте, и на новом он не успел прижиться. Николай Иудович[11] украсился орденами и золотым оружием, а однорукого барона прокатили с ветерком. Чудом потом вспомнили и бросили крестик…

— Ну что там у тебя? — спросил Виктор Рейнгольдович гостя, торопливо целуя жену и дочку.

— Ахнешь, — пообещал сыщик, дожидаясь, пока те уйдут из комнаты.

— Что за тайны мадридского двора?

Генерал-майор был чем-то недоволен. Семья почувствовала это и быстренько скрылась во внутренних комнатах. Лидия Павловна успела рассказать сыщику, что это теперь обычное состояние мужа. Виктор Рейнгольдович вернулся из Маньчжурии не только без руки, но и с расстроенными нервами. Совсем не так представлял он возможности русской армии! Отдал ей всю жизнь, а она теперь бездарно погибала за лесные концессии для кучки негодяев[12]. В обществе репутация армии и флота упала как никогда низко, офицеров освистывали на улицах. Неудачи на полях сражений возбудили преступный элемент. Враги самодержавия использовали бедствия кампании для развала страны. Заграница откровенно радовалась русским бедам, только французы горевали вместе с нами. Японские военные придумали обидную присказку про нашу армию: «Сто битв — сто поражений». Действительно, ни на суше, ни на море русскому оружию не удалось выиграть ни одной битвы…

— Я получил письмо из Цинтау, — огорошил гость хозяина. Тот чуть не свалился со стула:

— От него?!

— Других знакомых у меня там нет.

— Покажи!

Таубе выхватил из рук сыщика пакет и принялся раскладывать на столе его содержимое.

— Черт! Глазам не верю! — говорил он при этом другу. — Это Федора рука? Не узнать. Научился подделываться, молодец.

Вдруг генерал распрямился и вперил взгляд в Лыкова:

— Но как он прислал это письмо? Неужели почтой?

— Нет, с оказией.

— Какая оказия может быть из Цинтау?

Алексей Николаевич рассказал про визит хромого капитана с татарской фамилией. Заключил он так:

— Али Ага все понял, конечно. Намекнул про разведку. Но он производит очень хорошее впечатление. Надеюсь, не разболтает. Боевой офицер все-таки…

— Шихлинский? Никогда не слыхал про такого. Надо бы отыскать капитана и предупредить. Но я сам сейчас не при делах. Ошиваюсь при академии, а разведку ведут другие люди.

— Да, но Буффаленок — твой агент, а не этих «других людей». С ними он и говорить не станет.

— Он агент Военного министерства, даже всей России, если угодно, — возразил барон. — А уж никак не генерала Таубе. Что же делать? Алексей, сам посуди: Ратманов-Гезе уникален. Рано или поздно он внедрится в самой Германии. Операция тянется уже пятнадцать лет и скоро начнет давать результаты. Но за эти пятнадцать лет много воды утекло. Сейчас в Генеральном штабе секретными вопросами занимается специальный отдел…

— Знаю, — скривился коллежский советник. — Когда я дознавал смерть профессора Филиппова, то познакомился с твоими преемниками. В том числе с генералом Целебровским, начальником военно-статистического отдела Управления второго генерал-квартирмейстера Главного штаба. Так теперь называются русские шпиёны?

— Так.

— Пустомеля господин Целебровский, вот что я тебе скажу. Не чета тебе.

Таубе усмехнулся:

— Виталий Платонович вежливый и образованный, знает три с половиной языка. Служил под моим началом, был управляющим Военно-ученого комитета. Когда реорганизовали Главный штаб, перешел туда, возглавил военно-статистический отдел. Но он уже не при делах.

— Не справился? — язвительно спросил коллежский советник. При личной встрече два года назад начальник русских шпионов не произвел на него впечатления.

— Англичане сняли его с должности.

— Англичане? Русского генерала? Это как?

Таубе пояснил:

— Для того имеются особые приемы. В нашем случае к Целебровскому в кабинет явился некий Вильтон, аккредитованный как журналист. Но он, конечно, был разведчик под вывеской журналиста. Ну, явился, побеседовал с генералом… Тому по должности полагается иметь дело с иностранными газетчиками. А потом Вильтон изложил их беседу в прессе в таком духе, что вся Британия разъярилась. Якобы Целебровский грозил, что Россия накажет англичан за помощь японцам. А именно — захватив Кашмир!

— Наврал?

— Конечно. Начальник Главного штаба затребовал объяснений, и выяснилось, что это очевидная ложь. Но Вильтон настаивал. Заявил, что Целебровский даже показывал ему на карте, по каким горным перевалам двинутся русские дивизии.

— Опять врал?

Виктор Рейнгольдович возмутился:

— В кабинете генерал-майора Целебровского нет такой карты! Есть одна, с театром войны в