— Я еще плохо знаю кадр вашего департамента. Лыков — это тот, что поймал убийц читинского полицмейстера Сомова?
— Точно так, Дмитрий Сергеевич. Мой чиновник особых поручений. Согласно вашего распоряжения, он был послан дознавать возмутительное злодейство. Дорога в оба конца заняла у Лыкова больше месяца, а само преступление он раскрыл в три дня! И вообще, надворный советник всегда находит виновных. До сих пор у него не было ни одной неудачи.
— Вот и хорошо, — поднялся министр. — Посылайте туда Лыкова и держите меня в курсе его дел. Сами понимаете, с Витте надо ладить. От него сметы нашего министерства зависят.
Зволянский вернулся к себе на Фонтанку, 16 и велел немедленно пригласить надворного советника. Тот явился.
— А скажи мне, Алексей Николаевич, бывал ли ты в Киеве?
— Дважды проездом, а что?
— И как находишь город?
— Сам город так себе, а окрестности выше всяких похвал. Красиво!
— Ну вот и славно. Собирайся, поедешь туда.
И директор рассказал о новом задании министра.
Лыков прочитал письмо неведомого оценщика и сказал:
— Странный сигнал. Афонасопуло написал банальности, а самое важное скрыл. Почему, как думаешь?
Наедине оба полицейских чиновника были на «ты».
— Хочет лично повидаться с министром финансов, — предположил Зволянский. — Каторга! Насчет каторги он, конечно, загнул, но, видать, там что-то серьезное. Вот наш главный казначей и забеспокоился. Боится сплетен, ясное дело.
— Согласен, — кивнул сыщик. — Про Витте и так всякое говорят. Ему приходится быть святее папы римского. Но наш-то каков!
Директор скривился:
— Да уж. Ходит на помочах и рад, не знай как. И все будто бы для пользы дела.
Лыков знал от директора, что их министр находится под сильным влиянием Витте. Того не любил государь, и хитрый делец использовал простодушного Сипягина в своих целях. В противовес Сергею Юльевичу император очень хорошо относился к Дмитрию Сергеевичу. И все благодаря его женитьбе. Будучи сорока одного года от роду, Сипягин обвенчался с сорокатрехлетней перезревшей девицей, княжной Вяземской. Ее сестра в свою очередь стала женой Шереметева, того самого, знаменитого Сергея Дмитриевича. Этот человек был другом детства покойного государя и наставником нынешнего. Такое свойство быстро вывело заурядного бюрократа наверх. Из московских губернаторов он скакнул в товарищи министра и егермейстеры. Потом стал главноуправляющим Комиссии по принятию прошений, на Высочайшее имя приносимых. А это уже должность, когда ты на глазах у монарха. И через четыре года Сипягин возглавил важнейшее в системе управления империей министерство. Притом остался добрым малым с хитрецой, любителем вкусно поесть и поохотиться. Государственным мышлением не обладал, зато был настоящий московский барин.
— Наш… — Зволянский хотел сказать «дурак», но не решился и продолжил иначе: — …патрон желает услужить Витте. Хотя при своих отношениях с Его Величеством сам бы мог вить из казначея веревки. Так что езжай и разберись. Разыщи писателя и тряхни как следует. Кажется, это заурядный донос. Или рядовая афера, которая Департамента полиции никак не касается. Но замешаны такие люди… Киев — столица Юго-Западного края и вотчина Драгомирова, второго государева любимца. Будь осторожен, не наступи там на ногу кому не следует. Сипягин из-за мелкой шушеры, как мы с тобой, ни с кем ссориться не будет. Особенно если противник с титулом или хорошим поместьем.
— Я сам с хорошим поместьем! — обиделся Лыков.
Но действительный статский советник лишь крякнул и сказал сдержанно:
— Ну ты же понял, что я имею в виду…
— Как не понять.
— Тогда ступай. И не присылай мне, пожалуйста, оттуда плохих вестей. И без того грустно.
— Очень донимал? — сочувственно спросил надворный советник.
— Еловая голова у нашего патрона, — не сдержался Зволянский. Он знал, что дальше Лыкова не уйдет. — В третьем часу ночи сегодня отпустил! Про Особый отдел так и не понял, придется заново разжевывать. Нет, уходить пора, уходить…
Алексей Николаевич впал в минорное настроение. Судьба чиновника его уровня зависела от служебных дрязг и интриг. С прежним министром Горемыкиным Зволянский жил душа в душу, и надворный советник тянул лямку спокойно. Знал, что директор всегда прикроет. Но в декабре прошлого года Горемыкина задвинули в Государственный совет. Сыщик Лыков сразу почувствовал изменения. Его начальник стал нервным и неуверенным. Конечно, такое случалось уже не раз. Лыков много повидал директоров Департамента полиции, Зволянский не первый и не последний. Но, поднимаясь в Табели о рангах, все труднее оставаться в стороне. Бывший нижегородец засиделся в надворных советниках. Документы на его производство в следующий чин были уже заготовлены. И тут неприятное поручение — вскрыть аферу, которую устроил зять всемогущего Витте. Самому бы уцелеть после такого дознания…
Подумав как следует, Лыков телефонировал в Военное министерство. Он решил перед отъездом повидаться с бароном Таубе. Пусть расскажет другу, кто такой Драгомиров. «Хозяин» Киева может стать союзником или противником в опасном деле. Лучше бы союзником…
Виктор Рейнгольдович принял старого товарища после девяти. Он занимал теперь должность, в которой раньше состоял покойный Енгалычев — директор канцелярии ВУК[1]. Должность была генеральская, но Таубе по-прежнему держали в полковниках. Дали казенную квартиру, и на том спасибо. И «на гуся»[2] выписывают, как генерал-майору… В их последнюю встречу на Пасху барон был не весел. Жаловался на Куропаткина, что загонял всех в министерстве пустяковыми поручениями. Полгода отсутствует на месте, ездит по стране ради двойных прогонов. Берется за все сам, а потом бросает и не может отличить главного от второстепенного. Ну эдак-то по всей империи… Таубе жаловался устало и механически и намекал, что уйдет в строй. Знакомая песня. Если бы нашему брату да волю выбирать начальство…
— Что расскажешь? — спросил полковник, пожимая товарищу руку.
Тот сразу взял быка за рога:
— Меня посылают в Киев. С неприятным поручением. Даже, возможно, опасным.
— И что?
— Скажи, в какой мере я могу рассчитывать на помощь Драгомирова? В случае, ежели не дай Бог…
— А что за поручение?
— Некто Меринг, председатель правления домостроительного общества, якобы заигрался. Растащил деньги из банка, отдать не может, а лезет во все новые аферы…
— Обычная история, — прервал гостя Таубе. — Таких мильён, что же тут опасного?
— Этот Меринг женат на дочери Витте. Приемной, но тем не менее…
Барон присвистнул.
— Витте? Убийца русской армии? Тут Михаил Иванович ему спуску не даст, за все отыграется.
— Погоди, Виктор. Давай сначала про Драгомирова, а потом про убийство армии.
— Давай. Итак, генерал-адъютант, генерал от инфантерии Михаил Иванович Драгомиров. В этом году ему исполнится семьдесят лет. Человек очень больной и оттого капризный.
— Он действительно с зайчиком в голове? — уточнил Лыков.
— Со странностями, это верно. Однако у талантливых людей такое