Удар был сильным, но сознания Лыков не потерял. Он лежал оглушенный и пытался понять: живой? мертвый? покалеченный? Тут его стали трясти за плечо. Оказалось, это Азвестопуло. Он что-то кричал, только звуков Алексей Николаевич не слышал. Сергей прижимал руку к щеке, вид у него был ошарашенный.
– Что? – спросил наконец шеф.
– Вы как?
– Не знаю еще.
Коллежский асессор помог шефу сесть. Тот ощупал себя: вроде целый.
– Что у тебя со щекой?
– Обожгло, кажется. Крови нет…
Слух постепенно возвращался, и скоро Лыков разобрал, что в доме идет густая стрельба. Кто-то ревел как зверь, звенело и сыпалось на двор разбитое стекло. Потом прямо из окна третьего этажа выпрыгнул человек. Ловко приземлился на ноги и метнулся к воротам. Там стоял городовой, он вынул шашку и принял угрожающую позу. Неизвестный кинулся к забору. У департаментских не было сил подняться, они лишь молча наблюдали. Вдруг из-за угла появился дворник, он вцепился бандиту в ноги, сдернул его с забора и повалил с криком:
– Врешь, анцибал, не уйдешь!
Борющиеся катались по земле рядом с полицейскими. Те оцепенело продолжали смотреть. Городовой от ворот сунулся было на помощь, но сбоку послышались выстрелы, и он побежал туда. А бандит тем временем начал одолевать дворника. Он вывернулся, подмял его под себя и стал мутузить наотмашь. Тут Лыков не выдержал, изловчился и, не вставая, сильно двинул злодею в ухо кулаком. Противник повалился на бок. Дворник, охая, поднялся. Наклонился, посмотрел на поверженного врага и сказал сыщику:
– Благодарствуйте, вашество. Ай, хорошо угостили – без чувствов лежит-с.
Он подал сыщикам руку и помог укрепиться на ногах. К этому времени стрельба прекратилась, во двор начали выводить задержанных. Петровский стоял у двери и громко считал:
– Первый… второй… третий…
Так он дошел до шести. Лыков спохватился:
– Леонид Константинович, их восемь было. Седьмой вон распластался. А где последний? Пускай в комнатах поищут.
– Обыскали уже, Алексей Николаевич, – ответил начальник Летучего отряда. – Нету больше никого. Семеро попались. Включая того, который распластался. Кто его, дворник? У вас вид уж больно помятый.
– Они сами его-с, – ответил бородач, прилаживая оторвавшуюся бляху. – С душой приложили-с. Уж начал гад меня пригибать. Годы, годы… Разве ж раньше я бы поддался?
Статский советник постепенно приходил в себя. Наконец он оторвал руку помощника от щеки, деловито осмотрел его лицо и констатировал:
– Жить будешь. Обожгло, но не сильно.
Азвестопуло повеселел, а шеф спросил:
– Как же мы с тобой уцелели? Гляди, пятно в сажени от нас.
В самом деле, в свете луны была видна почерневшая от взрыва земля.
– Ты же Серега Сапер. Поясни.
Сергей в бытность свою «демоном»[9] выдавал себя за бомбиста, для чего изучил взрывное дело. Теперь он уверенно заявил:
– Бомба была безоболочная.
– Какая-какая? – хором спросили Лыков, Петровский и подошедший ротмистр Вуич.
– Без оболочки, то есть не дала поражающих элементов, осколков. Поэтому нас контузило, но не убило.
– Повезло, – крякнул жандарм. – Профурсили ребята все элементы.
– Не уверен, – возразил грек. – Анархисты – люди решительные, гвоздей насыпали бы, не пожалели. Или гаек, все едино. А тут вон как. Думаю, тот, кто кинул заряд, не хотел нас убивать. Только напугать, вывести на время из игры.
Алексей Николаевич спохватился:
– Кого не хватает? Главаря?
Он выдернул из шеренги лохматого парня в кубовой рубахе:
– Где Жукевич? Это атаман ваш бомбу в нас кинул?
– Бомба у него была, у Студента, – подтвердил арестованный.
– Наделал грохоту и удрал под шумок, – сообразил Петровский. – Ну ловкач! Своих бросил под наши пули, а сам…
– Кстати о пулях, – спохватился статский советник. – Пока мы валялись…
– Вы о потерях? Их, слава богу, нет. У меня одного чиркнуло по рукаву, и у охранной команды человеку плечо оцарапало. Но ерунда, все целы.
– И анархисты целы, постреляли для вида и сдались, – подхватил Вуич. – Я же говорю: повезло. Никто ни в кого не попал…
Опасное задержание превратилось в фарс. Стороны повоевали немного для очистки совести и, не понеся потерь, заключили перемирие. И лишь два командированных чиновника Департамента полиции, без которых вполне можно было обойтись, получили контузию.
В два часа ночи Лыков и Азвестопуло ввалились в дежурный покой Городской Выборгской больницы, что на Большом Сампсониевском проспекте, и потребовали доктора. Явился заспанный эскулап. Он был, как тогда говорили, «с юго-западным лицом»[10]. Внимательно осмотрев полицейских, доктор выписал Сергею мазь, а его начальнику капли в ухо. Сказал при этом:
– Кажется, вам можно идти в вашу православную церковь и ставить свечки. Угадал?
– Навроде того, – уклонился от прямого ответа коллежский асессор.
– Щека скоро заживет. А вот ухо не запускайте, иначе есть опасность оглохнуть, – обратился доктор к Лыкову. – Хорошо бы вам полежать под наблюдением врача.
– Пишите перевязочное свидетельство. На обоих.
– Вашему молодому коллеге тоже? Э-э… там легкий ожог…
– Пишите. Что, вам бумаги жалко? А ему наградные дадут.
– Понял, – весело ответил врач и накатал два перевязочных свидетельства. У статского советника он констатировал сильную контузию с повреждением барабанной перепонки, а у коллежского асессора – поранение лицевых тканей.
Алексей Николаевич пришел домой и попал на допрос к жене. Она сварливо выясняла, за каким лядом чин пятого класса поперся на задержание. Потом соорудила мужу компресс и обозвала контуженным придурком…
На другой день Лыков, не с самого утра, показался на глаза директору. Белецкий уже знал, что поручение министра оказать содействие градоначальству выполнено. И что два чиновника едва не поплатились за это жизнью.
– Так, говорите, бомба была без-обо-лоч-ная? – по слогам выговорил директор.
– Азвестопуло так сформулировал, ему виднее. Я в свое время посылал его на курсы в школу стрельбы[11].
– Хе-хе… Их там было восемь человек?
– Точно так, Степан Петрович.
– И один сбежал, а именно главарь? Пока вы с Азвестопуло выходили из горизонтального положения…
– Увы. Жукевич-Стоша по кличке Студент кинул заряд прямо нам под ноги. Взрыв был такой, что я простился с белым светом. А оказалось, нужны лишь капли в ухо, все остальное цело. Сергею Маноловичу наружность испортили, но тоже заживет. Судя по всему, главарь не собирался убивать, а хотел только напугать. Что ему вполне удалось…
Белецкий глядел на подчиненного с сочувствием:
– Да, кто бы мог предвидеть. В очередной раз Бог отвел. Вам требуется отпуск для лечения?
– Доктор рекомендовал.
– Даю три дня. Министру я уже доложил, что его поручение вами выполнено с риском для жизни. Опаснейшая банда обезврежена. Одного из злодеев вы схватили лично, несмотря на контузию. Так ведь? Так. Вашему помощнику выпишу наградных двадцать пять рублей. Пусть тоже отдохнет… денек-другой. Ступайте, Алексей Николаевич, жду вас в четверг.
Лыков поблагодарил и удалился. Но домой он не пошел, а направился в сыскную. Там его дружески приветствовали коллеги, спрашивали про ухо и пытались подбодрить. Ответив на вопросы, статский советник отобрал у Кренева бумаги про анархистов и углубился в чтение. Он хотел найти Студента и вернуть должок. Напугал, сволочь, так, что до