Все это было довольно странно. Все-таки областной город, ДТП – и никого вокруг. Попытался приподняться, но от движения голова закружилась и затошнило. «Наверное, сотрясение», – мелькнула мысль. Сколько лежал, не знаю, вокруг уже совсем стемнело, и за это время я не услышал ни одного звука. Нет звуки были, пару раз вскрикнула какая-то птица, в траве трещали сверчки, но того шума, который создает большой город, не было. Кстати о траве… Ведь все на асфальте произошло, а до травы, которая находилась в сквере, было метров двести. Думать было трудно: мысли расползались, не успев сформироваться. Очередная попытка приподняться привела к тому, что я снова провалился в темноту.
Второй раз пришел в себя оттого, что кто-то облизывал мне лицо, я дернулся от неожиданности и открыл глаза, вернее, один глаз. Было совсем светло, по всей вероятности, раннее утро, так как на траве еще была роса и одежда на мне тоже была влажной.
Осторожно повернул голову влево, опасаясь, что снова затошнит или потеряю сознание. Но ничего такого не произошло, увидел я и того, кто лизал мне лицо – это была маленькая собачонка какой-то непонятной окраски. Я даже дернулся непроизвольно, от неожиданности.
– Вилкул, да он живой, вон шевелится! – услышал я чей-то голос. – Да уйди ж ты, шерово отродье!
И чья-то нога, обутая в разбитый башмак, оттолкнула от меня псину. Глянув вверх единственным глазом, я увидел личность, одетую в холщовые штаны и такую же рубаху навыпуск, подпоясанную простой веревкой.
– Вилкул, – снова заорала личность, – давай сюда повозку! Как же мы тебя грузить-то будем, вон ты какой здоровый-то, боюсь, не справимся!
Вилкулом оказался пацаненок лет десяти, в таких же штанах и рубахе, только кое-где заштопанной, и, даже штаны у него были с заплаткой на коленке.
Кое-как с помощью мужика и его сына я встал и осторожно ступая, добрел до обыкновенной телеги с запряженной в нее небольшой лохматой лошадью. Вцепившись в борт и переведя дух, огляделся вокруг, стараясь сообразить, где я в конце концов нахожусь. Шагах в семи лежала лошадь, по всей вероятности, мертвая, недалеко находились лес и заросшая грунтовая дорога.
– Господин, вы бы садились на повозку, жаль, ни сена, ни соломы нет – мы за дровами ехали, потому и повозка пустая, – тарахтел мужик рядом. – Счас мы ваши вещи соберем и отвезем вас в село к знахарке. Ой, и сильно вас, видать, приложило, вон дырища в голове какая!
Говоря это, мужик сноровисто снял с лежащего коня седло, уздечку и пару сумок, притороченных к седлу. Положил все это в повозку, и мы медленно двинулись.
Телегу подкидывало на каждой кочке, хоть и двигались мы шагом, но муки эта тряска доставляла мне ужасные. А самое главное – это было не мое тело. Мысли мои, память моя, а вот тело не мое. Молодая гладкая кожа рук, хоть на ладонях и присутствовали мозоли, но все равно это руки молодого человека.
Даже сейчас, находясь в каком-то заторможенном состоянии, я все-таки осознавал, что у меня или просто посттравматический бред, или что-то произошло, чему я пока не мог найти объяснения. Одет я был в нечто напоминающее камзол, штаны из мягкой тонкой кожи черного цвета, заправленные в сапоги, поднимающиеся на пару ладоней выше колена.
Я полулежал в повозке, опираясь спиной на седло, и морщился от тряски. Мужик что-то говорил, я сосредоточился и понял, что он, видя мои мучения, пытается меня успокоить, говоря, что осталось совсем немного потерпеть. Еще каких-то полчаса моих мучений, и мы остановились у маленького аккуратного домика.
Пацаненок кинулся к двери.
– Бабушка Ингри, бабушка Ингри! Вы дома, бабушка?
– Ты чего тут раскричался? Чай, я не глухая! – сказала появившаяся в дверях пухленькая, опрятная старушка в юбке синего сукна и белой, вышитой по вороту рубахе с короткими рукавами.
– Вон, бабушка Ингри, привезли. Мы едем, а он лежит и в кровище весь, а Шумка давай его лизать, а он дернулся, а мы думали он мертвый! – скороговоркой затарахтел пацан.
– Да тише ты, не части! Здравствуй, Петро, и вы, молодой господин, здравствуйте, – сказала, подходя, старушка. – И что же это произошло? – продолжила она, осматривая тем временем мою голову. – Так, так, так, а ну давай-ка его сюда, на лавку, посадим – и голову печь не будет, и видно все хорошо. Вилкул, а ну сбегай воды принеси! А ты, Петро, очаг раздуй… Надо воду подогреть.
Раздала старушка команды, а сама скрылась в доме.
– А ну, господин, выпей это, – сказала она, появившись через некоторое время, и протянула мне кружку с какой-то жидкостью, которую налила из принесенной фляжки, сделанной, по всей вероятности, из тыквы.
– Пей, пей, не бойся… Оно, конечно, не очень-то и вкусно, но тебе это надо.
Я взял кружку. Даже вид находящегося в ней содержимого говорил, что это гадость. Собравшись с духом, я поднес кружку ко рту и одним махом опрокинул в себя то, что в ней находилось, стараясь при этом не дышать. На вкус это было даже хуже, чем на вид. Кое-как сдержав рвотные позывы, я стал дышать носом, боясь открыть рот, чтобы эта гадость не выскочила обратно. Старушка ласково улыбнулась.
– Выпил? Вот и хорошо, а сейчас мы раной займемся. Петро, а ну возьми в сенях на полочке глиняную бутылочку и неси сюда.
Получив бутылочку, бабуля смочила тряпицу, полив на нее из глиняной бутылки, и принялась этой тряпицей осторожно вытирать рану и вокруг нее.
После первых же прикосновений к ране мне показалось, что она вроде бы как занемела, и боль стала отступать. И вообще самочувствие стало улучшаться.
– Ну, вот и очистили ранку-то, а сейчас потерпеть надо: я ее зашью. Не волнуйтесь, я быстро, – приговаривала знахарка, что-то делая с моей головой.
– Ну, вот и все, – опуская руки, продолжала она. – Петро, а ну давай воду, теперь умыться надо, а то молодой господин весь в крови.
Петро приволок кувшин с теплой водой, и старуха стала смывать грязь и кровь с моего лица.
– Вот и хорошо, вот и хорошо, – повторяла она, ловко вытирая меня. – А ну, господин, глазик открой! Вот, а то крови натекло, она и присохла, так что и глаз слипся и не открывался.
И точно, мой левый глаз открылся, и я мог теперь смотреть на все происходящее вокруг двумя глазами.
– Ну все, Петро, вези господина домой, да уложи его, ему лежать надо. А я завтра наведаюсь, посмотрю, что да как. И пусть Арна зайдет к вечеру, я зелье приготовлю да обскажу, как его