в рассказ о собственной жизни, вернее, о жизни Феликса Лейна. Первые шаги начинающего литератора, путешествия, наследство и высокие гонорары (немаловажная деталь). Пусть знает, с кем имеет дело: возможно, мой банковский счет растопит ее сердце вернее, чем моя борода. Не могу сказать, что дал волю фантазии, напротив, я старался не слишком отклоняться от истории своей жизни.

Я разливался соловьем – тем более аудитория жадно внимала – и не хотел торопить события, но внезапно мне представилась возможность сдвинуть дело с мертвой точки, и я ею тут же воспользовался. Лина спросила, как давно я живу в Лондоне.

– Я бываю тут наездами, в Лондоне легче работается. Однако мое сердце принадлежит деревне. Я ведь родился в сельской местности, в Глостершире.

– В Глостершире? – переспросила Лина внезапно севшим голосом.

Я смотрел на ее руки. Зачастую руки, особенно у актрис, могут сказать больше, чем лицо. Алые ноготки правой руки впились в ладонь. Больше она не промолвила ни слова. Теперь я почти уверен, что именно ее видели у той запруды, и не сомневаюсь, что Джордж живет в Глостершире.

Если бы Лине было нечего скрывать, она, скорее всего, упомянула бы о приятеле из Глостершира. Впрочем, если у нее с Джорджем роман, она будет держать язык за зубами. Хотя вряд ли, для девушки ее круга интрижка – не преступление. Что еще могло заставить ее замолчать при упоминании Глостершира, если не очевидный факт, что она сидела в машине, которая переехала Марти?

– Я родился, – продолжил я, – в маленькой деревушке возле Сайренсестера и всю жизнь мечтаю туда вернуться, но пока мечты остаются мечтами.

Чтобы не отпугнуть ее, я не осмелился упомянуть название, а заметив, как она сморщила носик и отвела глаза, быстро сменил тему.

Вероятно, у Лины отлегло от сердца, и она защебетала еще живее. Как ни странно, то, что она выдала себя, наполнило меня признательностью и дружеским участием. Я из кожи вон лез, чтобы ее развеселить. Никогда бы не подумал, что буду хихикать и обмениваться игривыми взглядами с актриской.

К тому времени мы выпили изрядно, и Лине захотелось узнать мое имя.

– Феликс, – ответил я.

– Феликс? – переспросила она, высунув язычок (полагаю, это называется «заигрывать»). – А я буду звать вас котиком, как в мультфильме.

– Ни в коем случае, иначе нам придется расстаться.

– А вам бы этого не хотелось?

– Поверьте, мне хочется этого меньше всего на свете.

Пожалуй, не стоит увлекаться трагической иронией, слишком легко потерять контроль. Мы долго развлекались подобным образом, но я не стану пересказывать здесь нашу болтовню.

Мы ужинаем в следующий четверг.

27 июля

Лина вовсе не так глупа, как кажется. Вернее, как ждут от нее люди, привыкшие судить об уме по внешности. Сегодня вечером она устроила мне хорошую встряску.

После спектакля Лина пригласила меня выпить к себе домой. Она задумчиво стояла у камина, затем резко развернулась и хмуро промолвила:

– А теперь выкладывайте, что у вас на уме.

– На уме?

– Водите меня по ресторанам, транжирите деньги… Что вы задумали?

Я что-то залепетал про книгу и будущую экранизацию.

– И когда начнете?

– Начну?

– Не притворяйтесь. До сих пор вы ни разу не заикнулись про книгу. Зачем вам понадобилась я? Перья точить? Не поверю ни в какую книгу, пока не увижу ее собственными газами.

От страха я утратил дар речи. Неужели Лина догадывается о моих намерениях? В панике я пробормотал:

– Вы правы, дело не в книге… Я увидел вас на экране и влюбился. Никогда не встречал такой, как вы…

Вероятно, мое смущение и впрямь сошло за робость влюбленного. Лина подняла голову, ее ноздри раздувались, выражение лица неуловимо изменилось.

– Ясно… ну, что ж…

Она потянулась ко мне, и мы поцеловались. Ощущал ли я себя Иудой? Вовсе нет. Ты мне, я тебе. Мне нужен Джордж, Лине – мои деньги. Эта сцена была разыграна ради того, чтобы заставить нерешительного влюбленного заявить о своих чувствах. Лина с самого начала чувствовала, что книга – только предлог. Вот только предлог для чего? Этого она знать не могла. Так что все обернулось к лучшему. Закрутить роман с Линой? Похоже, моя месть будет сладкой.

Спустя некоторое время она промолвила:

– Тебе придется сбрить бороду, котик.

– Ни за что. Привыкай. Борода – моя маскировка. На самом деле я убийца и скрываюсь от полиции.

Лина расхохоталась.

– Врунишка, вот ты кто, котик! Да ты мухи не обидишь!

– Назовешь меня так еще раз – увидишь.

– Котик!

Позже она сказала:

– Ума не приложу, что я в тебе нашла. Ты ведь далеко не Тарзан, дорогуша. А порой ты так странно смотришь, словно сквозь меня. Будто видишь меня насквозь.

А ты как думала, моя очаровательная лгунья? На чемпионате по притворству в парном разряде мы дадим сто очков вперед любому.

29 июля

Вчера Лина ужинала у меня. Между нами произошла отвратительная сцена. Если бы не эта ссора, возможно, Лина еще не скоро упомянула бы Джорджа. Однако мне следует быть настороже, нельзя допускать таких промахов.

Я стоял к ней спиной, выбирая напитки. Лина бродила по квартире, как обычно, ни на минуту не закрывая рот.

– И тогда Вейнберг начал на меня кричать. Да что ты о себе возомнила, ты актриса или манекен? Я плачу тебе не за то, чтобы ты стояла столбом! Влюбилась, что ли, тупая курица? А я ему, не дождешься, старикашка… Котик, какая у тебя миленькая комнатка! Ах, смотри, неужели Тедди…

Я подскочил на месте, но было поздно: Лина вышла из моей спальни, неся в руках медвежонка Марти, которого я держал на каминной полке.

И тут я вышел из себя:

– Отдай!

– Вот еще! Малыш Феликс играет в куклы? Не ожидала. – Она скорчила медвежонку рожицу. – Ну, привет, соперничек.

– Не будь идиоткой! Отдай сейчас же!

– Ах-ах-ах, нашему мальчику стало неловко?

– Это игрушка моего племянника. Он умер, я очень его любил. Отдай немедленно…

– Вот как. – Лицо Лины помрачнело, брови взметнулись вверх. Она была великолепна в своем гневе и, казалось, готова вцепиться мне в физиономию. – Не хочешь, чтобы я касалась игрушек твоего племянника? Брезгуешь мною, стыдишься меня? Забирай свою чертову игрушку!

И Лина швырнула медвежонка на пол. Во мне словно что-то взорвалось, я размахнулся и ударил ее по лицу. Лина набросилась на меня с кулаками. Она билась в моих руках, словно зверюшка в капкане. Разорванное платье сползло с плеч. Я был слишком зол, чтобы испытывать отвращение. Спустя некоторое время ее тело обмякло, и Лина простонала: «Ах, ты убиваешь меня!», и мы начали целоваться. И хотя она раскраснелась от борьбы, на щеке четко отпечатался след моей ладони.

Потом она сказала:

– Признайся, ты меня стыдишься. Считаешь мелкой скандалисткой.

– Что-что, а устраивать сцены ты умеешь.

– Нет, я серьезно. Ты ведь не собираешься представлять меня своей родне. Они не одобрят твой выбор.

– У меня никого нет. Начнем с того, что