– На такую стену уйдет очень много времени, – вставил Локи.

– Вовсе нет, – возразил пришелец. – Я построю ее в три времени года. Завтра у нас первый день зимы. На работу у меня уйдет зима, и лето, и другая зима, что за ним, – вот и все.

– Раз ты можешь такое сделать, – сказал ему Один, – что ты попросишь в уплату?

– За то, что я предлагаю, плата моя не столь велика, – скромно сказал чужак. – Лишь три вещи я попрошу. Во-первых, желаю я получить руку прекрасной богини Фрейи и жениться на ней.

– Это совсем не пустяк, – отрезал Один. – И я не удивлюсь, если у Фрейи есть свое мнение по этому вопросу. Что там с двумя другими?

Гость улыбнулся нахально.

– За свою работу я хочу руку Фрейи, а еще солнце, что сияет в небесах днем, и луну, что дарит нам свет ночью. Вот эти три вещи боги дадут мне, если я построю вам стену.

Боги все как один посмотрели на Фрейю. Ничего не сказала богиня, лишь крепко сжала губы и лицом побелела от гнева. Ожерелье Брисингов у нее на шее переливалось, как полярное сияние, бросая на кожу трепещущие отсветы, а волосы схватывал золотой венец, блеском почти готовый сравниться с кудрями.

– Иди, подожди снаружи, – велел Один гостю.

Тот вышел прочь, узнав сначала, где ему взять воды и еды для коня, которого, кстати, величали Свадильфари, что значит «вершащий несчастливый путь».

Один потер лоб, потом посмотрел на богов.

– Ну? – сказал он.

Боги заголосили все сразу.

– А ну, цыц! – громыхнул Один. – По одному!

У каждого бога и богини имелось свое мнение, и мнение это было одно на всех: что Фрейя, солнце и луна на дороге не валяются, что слишком они важны и ценны, чтобы отдавать какому-то проходимцу, даже если он в силах построить им стену за три сезона.

У Фрейи, в свою очередь, нашлось небольшое уточнение: чужака следовало как следует поколотить за наглость и вышвырнуть вон из Асгарда, а там пусть катится своей дорогой.

– Ну, значит, решили, – подытожил Один-Всеотец. – Наш ответ – нет.

Тут из угла донеслось скромное покашливание. Такие покашливания специально нужны, чтобы привлечь всеобщее внимание, и боги, разумеется, обернулись поглядеть, кто это там кашляет. Так и получилось, что все они уставились на Локи, который уставился на них, а потом улыбнулся и поднял палец, как будто имел сказать что-то крайне важное.

– Не премину заметить, – промолвил он, – что вы только что проглядели нечто огромное.

– Не думаю, что мы хоть что-то могли проглядеть, баламут богов, – колко бросила Фрейя.

– Вы проглядели, – невозмутимо продолжал Локи, – один прямо-таки бросающийся в глаза факт: то, что предлагает сделать этот чужеземец, откровенно говоря, не-воз-мож-но. Никто из живущих не в силах возвести стену такой высоты и такой толщины, как он говорит, за восемнадцать месяцев. Ни великан, ни бог, и уж тем паче не смертный человек. Да я собственную шкуру готов прозакласть!

Боги закивали, заворчали и сделали понимающие лица – все, кроме Фрейи: у нее лицо было сердитое.

– Вы дураки, – сказала она. – И ты, Локи, – больше всех, потому что считаешь себя таким умным.

– То, что он обещает сделать, – не унимался Локи, – задача невозможная. И поэтому вот что я предлагаю: мы согласимся на его цену, но поставим взамен жесткие условия. Никто не должен помогать ему в работе, а срок вместо трех сезонов составит один. Если к первому дню лета стена будет еще не закончена – а иного быть просто не может, – мы ничего ему не заплатим.

– Да зачем нам вообще соглашаться-то? – возмутился Хеймдалль.

– И чем это лучше, чем не иметь стены вовсе? – поинтересовался брат Фрейи, Фрейр.

«Видать, и правда, все боги – дураки», – подумал Локи, но постарался сдержать раздражение и принялся объяснять терпеливо, как маленьким детям.

– Кузнец начнет строить нам стену. Но он ее не закончит. Проработает полгода безо всякой платы, как дурак, над безнадежным делом, а потом мы его выгоним. Даже поколотить можем за дерзость. А то, что он понастроит за эти шесть месяцев, используем как фундамент для собственной стены, которую возведем себе спокойно за несколько лет. И все это – безо всякого риска лишиться Фрейи, не говоря уже о луне и солнце.

– А с какой стати ему соглашаться выстроить стену за один сезон? – спросил Тюр, бог войны.

– Может и ни с какой, – сказал Локи. – Но он выглядит высокомерным и самоуверенным, а, значит, его можно взять на слабу.

И боги снова принялись одобрительно крякать и хлопать Локи по спине, и говорить, какой он ловкий малый, и как это хорошо, что он такой ловкий и при этом на их стороне, и как им возьмут да и построят фундамент стены ни за что ни про что, и восхвалять друг друга за рассудительность и умение выгодно торговаться.

Фрейя молчала и только крутила на шее ожерелье из света, дар Брисингов. В свое время это украшение у нее похитил Локи в образе тюленя (она тогда как раз купалась в море), и Хеймдаллю пришлось тоже обернуться тюленем и драться с Локи, чтобы вернуть ей драгоценность. Нет, Локи она не доверяла. И ей совсем не нравилось, какой оборот принял разговор.

Боги позвали строителя обратно в зал.

Он оглядел собрание: все, казалось, пребывали в отличном расположении духа, ухмылялись и пихали друг друга в бока. Фрейя, однако, не улыбалась.

– Ну, так что? – спросил зодчий.

– Ты просил три сезона, – сказал, выходя вперед, Локи. – Мы дадим тебе один и только один. Завтра – первый день зимы. Если к первому дню лета ты не закончишь работу, то покинешь эти места безо всякой платы. Но если стена будет готова, высокая, толстая и неприступная, как мы с тобой и договаривались, ты получишь все, чего просишь: луну, солнце и прекрасную Фрейю. И ты не должен пользоваться в этой работе ничьей помощью: да, ты построишь нам стену один.

Некоторое время пришелец молчал. Он стоял, устремив взор вдаль, и как будто бы взвешивал условия Локи. Потом он посмотрел на богов и пожал плечами.

– Говорите, мне нельзя пользоваться никакой посторонней помощью… Но я хотел бы, чтобы мой конь, Свадильфари, помогал мне таскать камни, из которых я буду строить стену. Вряд ли это такая уж непомерная просьба.

– Да уж, не слишком непомерная, – сказал Один, а другие боги закивали согласно и стали шушукаться, что кони и правда очень хороши для таскания тяжелых камней.

И они поклялись – да, принесли могущественные клятвы, боги и этот чужак, – что ни одна сторона не предаст другую. На своем оружии поклялись боги, на Драупнире, золотом обручье Одина, и на Гунгнире, его волшебном копье, а обет, данный на Гунгнире, был воистину нерушим.

На следующее утро, с