— Значит, все это время, пока мы делали покупки, вы знали, что нам предстоит? — ужаснулся Роуэн.
— Не завидую я вам, — сказала Цитра. — Смерть с вами повсюду. Идете в магазин — а она тут как тут, прячется за бутылкой молока.
— Смерть никогда не прячется, — ответил серп с не поддающейся описанию болью в голосе. — И не спит. Скоро вы и сами это узнаете.
Но ни один из его юных спутников не горел желанием узнать это.
• • •
Под вечер, как говорил серп, они отправились в транспортную компанию, где работала та женщина. Цитра и Роуэн следили за происходящим, как когда-то Роуэн наблюдал за прополкой Кола. Правда, сегодня одним наблюдением дело не ограничилось.
— Я выбрал для вас быстродействующую таблетку, — обратился серп Фарадей к дрожащей, лишившейся дара речи женщине. Он запустил руку в складки своей необъятной мантии и вытащил стеклянный пузырек с маленькой таблеткой внутри.
— Она не подействует до тех пор, пока вы ее не раскусите. Так что момент вы можете выбрать сами. Глотать не надо, просто раскусить. Смерть настанет мгновенно и безболезненно.
Голова у нее затряслась, как у китайского болванчика.
— Можно… можно я позвоню детям?
Серп Фарадей печально покачал головой.
— Мне очень жаль, но нет. Зато мы можем передать им все, что вы захотите им сказать.
— У вас руки отвалятся, если вы разрешите ей попрощаться с детьми? — возмутилась Цитра.
Серп воздел руку, заставляя ее замолчать, и протянул женщине листок бумаги и ручку.
— Напишите здесь все, что хотите сказать. Обещаю — мы передадим ваше письмо.
Они вышли из кабинета и принялись ждать. Похоже, серп Фарадей обладал бесконечным терпением.
— А если она выбросится в окно? — спросил Роуэн.
— Тогда ее жизнь прервется, как и запланировано. Это будет куда менее приятный способ, но окончательный результат окажется тем же.
Женщина не стала выбрасываться из окна. Вместо этого она позвала их в кабинет, сдержанно протянула конверт серпу Фарадею и села за свой стол.
— Я готова.
И тут Фарадей сделал то, чего никто из присутствовавших не ожидал. Он повернулся к Роуэну и протянул ему пузырек:
— Будь добр, вложи таблетку в рот миссис Беккер.
— Кто — я?
Серп не ответил — просто протягивал Роуэну пузырек, ожидая, когда тот его возьмет. Роуэн понимал, что формально прополку проводит не он, но все же взять на себя роль посредника… нет, это невозможно! Он сглотнул и ощутил горечь, как будто сам держал во рту эту таблетку. Он ни за что не коснется этого пузырька!
Серп подождал еще немного, затем повернулся к Цитре:
— Тогда ты.
Девушка замотала головой.
Серп Фарадей улыбнулся.
— Очень хорошо! — сказал он. — Я проверял вас. Мне бы совсем не понравилось, если бы вы ухватились за возможность распорядиться смертью.
При слове «смерть» женщина сделала судорожный вдох.
Серп открыл пузырек и осторожно вынул таблетку — треугольную, покрытую темно-зеленой оболочкой. Кто бы мог подумать, что смерть может уместиться на ладони?..
— Но… — проговорила женщина, — мне же только девяносто шесть…
— Мы знаем, — прервал ее серп. — А теперь, пожалуйста… откройте рот. Помните — не глотать! Вы должны раскусить ее.
Женщина подчинилась, и серп Фарадей положил таблетку ей на язык. Она закрыла рот, но прикусила не сразу, сначала заглянула в глаза каждому из них по очереди: сначала Роуэну, потом Цитре, и наконец ее взгляд остановился на Фарадее. Затем послышался тихий хруст — и женщина обмякла на стуле. Вот так просто.
И совсем даже не просто.
Цитра стояла с мокрыми глазами и плотно сжатыми губами. А Роуэн, как ни крепился, дышал неровно, толчками. У него кружилась голова.
Затем серп Фарадей повернулся к Цитре:
— Проверь, пожалуйста, ее пульс.
— Кто — я?
Серп был человеком терпеливым. Он не повторил просьбу. Он вообще никогда не просил дважды. Цитра не трогалась с места. Тогда он сказал:
— На сей раз это не проверка. Я действительно хочу, чтобы ты подтвердила, что пульс у нее отсутствует.
Цитра протянула руку к шее женщины.
— С другой стороны, — подсказал серп.
Девушка прижала пальцы к сонной артерии чуть пониже уха женщины.
— Не бьется.
Удовлетворенный, серп Фарадей встал.
— И это всё? — спросила Цитра.
— А ты чего ожидала? — буркнул Роуэн. — Хора ангелов?
Девушка взглянула на него наполовину сердито, наполовину жалобно:
— Я имела в виду… все это как-то так… по-будничному…
Роуэн понимал, что она имела в виду. Он пережил электрошок, забравший жизнь у его школьного товарища. Тогда было ужасно, но сейчас, непонятно почему, в сто раз хуже.
— А что теперь? — спросил он. — Уйдем и так и оставим ее здесь?
— Лучше не маячить, — ответил серп, стуча по кнопкам на своем телефоне. — Я сообщил коронеру, чтобы он забрал тело миссис Беккер. — Фарадей взял письмо, которое она написала, и сунул в один из своих многочисленных карманов. — Вы отдадите письмо ее родным на похоронах.
— Что? — поразилась Цитра. — Мы пойдем на ее похороны?!
— Мне показалось, вы говорили, что лучше не маячить, — заметил Роуэн.
— Маячить и оказать уважение — вещи совершенно разные. Я хожу на похороны всех, кого выполол.
— Это у серпов такое правило? — спросил Роуэн. Он в жизни не бывал на похоронах.
— Нет, это сугубо мое правило, — отрезал Фарадей. — Оно называется «соблюдай приличия».
Уходя, Роуэн и Цитра избегали встречаться взглядом с глазами коллег мертвой женщины. Оба поняли, что сегодня прошли обряд инициации. С этого момента их учеба началась по-настоящему.
Часть вторая
ДА НЕ БУДЕТ НАД ТОБОЙ ИНЫХ ЗАКОНОВ
Заповеди серпов
1. Убий.
2. Убий без лицеприятия, без ненависти или злого умысла.
3. Наделяй годом иммунитета ближних тех, кто принимает явление твое, и тех, кого сочтешь достойными.
4. Убий ближних тех, кто противится.
5. Служи человечеству все дни твои, и да имеют твои ближние иммунитет до конца дней твоих.
6. Живи праведно как на словах, так и на деле, и записывай в дневник каждый день твой.
7. Не убий другого серпа, кроме себя самого.
8. Не владей никакими благами земными, кроме мантии твоей, кольца и дневника.
9. Не заводи ни супруга себе, ни детей.
10. Да не будет над тобой иных законов, кроме изложенных здесь.
• • • • • • • • • • • • • • •
Раз в год я пощусь и размышляю над заповедями. Собственно говоря, я думаю о них каждый день, но только раз в году позволяю им стать единственной пищей для ума. Они гениальны в своей простоте. До Грозового Облака правительства опирались на конституции и обширные своды законов, которые, впрочем, бесконечно дискутировались и переиначивались. Различные толкования одних и тех же доктрин нередко приводили к войнам.
Когда я была гораздо более наивна, я полагала, что простота наших заповедей ограничивает пространство для их трактовок — под каким углом зрения на них ни смотри, они остаются одними и теми же. Но уже в течение многих лет меня мучает и ужасает то, какими податливыми и растяжимыми они