Вставать не стала — я же Хозяйка, могу и посидеть. Тем более если поднимусь с земли, придётся смотреть на собеседника сильно сверху вниз. Невежливо.
Влажно блестевшее синюшное лицо водяного оказалось пугающе человекоподобным. Выпученные рыбьи глаза смотрели прямо на меня и часто моргали третьим, полупрозрачным веком. Щупальца, начинавшиеся сразу от головогруди, непрестанно шевелились.
Да, такой рыбака на дно утянет и не запыхается.
Водяной недовольно пожевал толстыми губами.
— Чего звала, Хозяйка?
Я слегка удивилась.
— Я вообще-то не звала. Надеялась просто, что мимо проплывете. Я вот вам гостинцев принесла.
Водяной уже не так смурно повёл щелями, заменявшими ему нос.
— И что просить будешь? — буркнул он, явно одобрив унюханное.
— Разрешите, пожалуйста, людям на реку ходить. Вам если мыло не нравится в воде, вы какую-нибудь заводь организуйте, чтобы постирать можно было. А рыбаки теперь будут ловить с пониманием. Ну а если нет, там уже на ваше усмотрение. Только предупредите сначала, сколько и чего можно, чтобы недопониманий не было.
Блестящие чешуей надбровные дуги насупились, выдавая мыслительный процесс владельца.
— А просить не топить больше не будешь? — уточнил он.
Я развела руками, положив венок на колени.
— Несбыточного не прошу. Выставить охрану и проверяющих на всю длину реки не смогу, а запреты и правила некоторым людям, увы, непонятны. Для таких — только естественный отбор. Но! — я для пущей важности подняла вверх указательный палец.
Водяной насторожил перепончатые уши.
— За первое нарушение — только предупреждение. Притопить не до смерти, снасти порвать, или еще что. И потом только — радикальное решение вопроса.
— А?
— Топить, говорю, только со второго раза.
— Аааа. Понятно. Странная ты, хозяйка. Раньше, до тебя, приходили другие. Приказывали не топить вообще. А ты — топи себе на здоровье.
Я вздохнула. Людей я, конечно, люблю, но на то, что они способны сделать с природой при полной вседозволенности, насмотрелась в своем мире. Повторять то же здесь как-то не хочется, тем более если есть возможность этого избежать. Сурово, конечно, но многие по-другому не понимают.
Погодите, это же сколько лет лешему, если другие Видящие к нему приходили? Не меньше пятисот, получается.
Хотя, чему я удивляюсь. Нечисть же.
Чисто из любопытства, для проверки теории, я в тот же вечер оставила крынку молока под своей кроватью, для домового.
На кухне не рискнула. Никакой чистоты эксперимента, вдруг кот какой приблудный забредёт и выпьет.
Зато под кровать мою ночью наверняка только домовой залезть сможет.
Наутро крынка опустела, а на туалетном столике обнаружились потерянные мною на прошлой неделе сережки. Отдал, вроде как.
У меня аж мурашки по спине побежали.
Вот и провела эксперимент.
6
Шли годы.
Поначалу деревенские по-прежнему боялись ходить в лес и подходить близко к реке. Все-таки несколько столетий страха даром не прошли.
Пару лет я в одиночку бродила создаваемыми лешим специально для меня тропами. Размечать на карте, где малинник, а где грибницы, смысла не было — достаточно было озадачить хозяина леса, и дорожки сами меня выводили к нужному участку леса.
На рыбалку я ходила с сачком и мешком.
Все.
В мешке лежала обычно колбаса копченая, потверже, вроде салями или фуэта, и несколько крынок с квашениями-солениями. Водяной сильно уважал солененькое.
Леший наоборот, неровно дышал к варенью и булочкам, хотя от копченостей тоже не отказывался.
В тот же мешок, когда он пустел, я складывала улов. Рыба сама подплывала и застывала у берега, оставалось только махнуть сачком.
Карасями я не мелочилась, разве что изредка, на засушку. Чаще брала осетров и карпов. В местах с особо быстрым течением водилась редкая игольчатая рыба, вроде фугу, только не ядовитая. Несмотря на некоторую сложность очистки, на вкус она оказалась почти как лобстер.
Аглая только ахала, когда я приносила очередной мешок колючей пакости. Чтобы понять, как разделывать и готовить этих рыб, нам пришлось перетрясти отдел старых книг в отцовском кабинете. Стоила игольчатая, к слову, каких-то запредельных денег, и раньше обеспечивала чуть ли не половину дохода баронства.
С вывозом за пределы нашей кухни этой золотой жилы придётся повременить, я все-таки не Савраска, но потенциал меня радовал.
Садом я теперь занималась время от времени, благо основную работу уже успела проделать, а выдернуть сорняки раз в неделю могли и деревенские под руководством Даниты. Все силы уходили на исследование леса и протекавшей по нему реки. Хотелось понять, на что мы можем рассчитывать в будущем. Да и запасы на зиму никогда не помешают.
Все-таки военное детство и довольно бедное на лакомства юношество, вкупе с суровыми девяностыми, основательно повлияли на мою психику. У меня и в прошлой жизни одну комнату квартиры занимали консервы и мешки с картошкой, сахаром и прочими долгоиграющими продуктами. Вот и даже оказавшись в новом, юном теле я была не способна пройти спокойно мимо зарослей ежевики или грибной поляны. Добро пропадать не должно!
Да и контакт с нечистью нужно было налаживать. Они долго копили обиду на человечество, и чтобы растопить лёд в отношениях, потребуется не один батон колбасы. Так что я бродила по излучинам реки и лесным тропинкам, вслух восторгаясь красотами леса. Привирать особо не надо было. Водяной с лешим показывал иногда такие живописные поляны и заводи, что аж дух захватывало, и я страшно жалела, что не умею рисовать.
Сёстры, и те рисовали лучше.
Книжку мы с ними таки сделали. Обещание дороже денег. Пусть у меня с открытием леса дел прибавилось, но час-другой на общение с девчонками я выделяла каждый день обязательно. Хватит того, что отца они видят только за едой, и то не всегда, а мать предпочитает заниматься собой, а не ими.
Арианна и Лизелла довольно быстро освоили грамоту, и не на шутку увлеклись чтением. Наша библиотека доступных для их возраста книг быстро исчерпала себя, и пришлось таки заказывать новые, из столицы.
Но к тому времени наше финансовое положение стало получше.
Даже из того, что приносила я, кухарка готовила столько солений-варений, что в поместье мы с поеданием бы не справились. Так что часть заготовок отправляли подводами в ближайший город.
Через пару лет деревенские осмелели.
Глядя на то, как я мешками волоку на себе ягоды и рыбу из леса, они потихоньку, по одному, начали подкатывать сначала к Даните и Санне, а потом, осмелев, и напрямую ко мне. Как, мол, гроляйн Кауфхоф умудряется выбираться из Чёрного леса живой?
Я им без утайки и рассказала. И про лешего, и про слишком наглых добытчиков прошлого, и чем оно закончилось. Объяснила, что к хозяину леса надо с пониманием и уважением, он в ответ и