Блейк привел нас в кофейню через дорогу, каждому указал на стул, сел напротив и сдвинул в сторону меню. Я заказал кофе и воду, почти не сомневаясь, что это он собирается нас о чем-то расспрашивать. Блейк положил книгу так, чтобы видна была фотография автора на тыльной стороне обложки — с более волевой линией подбородка, но с тем же честным и открытым выражением лица. Книга стала настолько популярной, что Блейк построил карьеру, выступая перед прессой с лекциями об известных убийцах и играя на мероприятиях роль свадебного генерала. Он вышел в отставку вскоре после того судьбоносного дела, однако по-прежнему пользовался авторитетом в полицейских кругах, а для широкой публики уже десять лет оставался инсайдером без погон. Официантка принесла три чашки кофе, воду и сдачу.

Когда она ушла, Блейк подвинул к себе чашку и понюхал ее содержимое:

— Кофе мне нельзя, но я кайфую от аромата.

— Спать потом не можете?

Он рассмеялся:

— Наоборот. Могу уснуть навсегда. Увы, проблемы с сердцем. Старость — не радость. Будьте добры, напомните, как вас зовут?

— Уэйтс.

— Я слышал, вы были на месте преступления.

— Вы хорошо информированы, — ответил я.

Если у него сохранились источники в полиции, он еще не то обо мне слышал.

— Двадцать лет службы в полиции не проходят даром, — продолжал он. — Стараюсь держать руку на пульсе, особенно если новости связаны с делом Мартина. Кстати, ужасно жаль слышать о детективе-инспекторе Сатклиффе.

— Вы, наверное, работали вместе…

— А вы были его напарником? — спросил Блейк.

Я кивнул.

— Тогда, возможно, согласитесь, что Сатти бывает несколько…

Я снова кивнул.

— Может, вы не знаете, но это я потребовал тогда, чтобы Сатти отстранили от дела.

— Я знаю только, что он первым прибыл на место происшествия.

— У него были свои таланты. Просто я подумал, что их лучше проявить где-нибудь в другом месте.

— Как он это воспринял?

— А вы не знаете? Подал в отставку.

Я удивился. Сатти? И так остро среагировал?

— Очевидно, потом его кто-то вразумил, потому что до меня дошла новость, что он перевелся в ночную смену.

— Первый раз слышу, — сказал я, осознавая, что человек, который уволился из полиции десять лет назад, лучше знает моего напарника. Кто в этом виноват? Сатти или я?

— И чье задание вы теперь выполняете? — поинтересовался Блейк.

— Суперинтенданта Паррса.

— Главной ищейки? Хороший человек, передавайте ему привет от меня. Уверен, что он на вас рассчитывает. Я не работал с Алистером лично, но, по моему впечатлению, он всегда готов протянуть руку помощи…

— Хватка только крепковата.

— Хорошо сказано. — Осознав, что слишком долго общается только со мной, Блейк повернулся к Наоми. — Блэк. Вы, случайно, не родственница констеблю Терри Блэку?

— Это мой отец.

— Шутите? — Блейк хлопнул ладонью по столу. — Значит, мы с вами встречались. Я был на ваших крестинах.

Я не знал, что отец Наоми — полицейский. Я покосился на нее и увидел, что она покраснела, а на темной коже проступили веснушки.

Блейк тоже это заметил.

— Да, долго живешь — слишком многое помнишь.

— На вашу память мы и рассчитываем, — сказал я. — Мы с Наоми — относительные новички в мире Мартина Вика. В свете событий в больнице Святой Марии хотелось бы узнать больше об обстоятельствах дела.

— Не завидую я вам, — сказал Блейк. — Вам предстоит выяснить, кто его убил. — Он сгреб сдачу со стола и взвесил ее в горсти. — Первое, что следует знать: если я сейчас брошу эту мелочь через плечо, то непременно попаду в кого-нибудь, кто желал Вику смерти.

— Попадите тогда сразу в убийцу. Мы скажем вам спасибо, — пошутил я.

Никто не засмеялся. Наоми подалась вперед:

— Да, его ненавидели таблоиды, но нас больше интересуют реальные люди, реальная ненависть. Люди, которые могли бы провернуть подобное. Статистическая вероятность того, что Мартин Вик был знаком со своим убийцей, достаточно высока, чтобы начать с его близкого окружения.

— Разумеется, — согласился Блейк. — Однако стоит вспомнить, что последние двенадцать лет ближе всех к нему были его сокамерники. Судя по всему, недостатка в желающих нажать на смыв не было.

— Удобно, что большинство из них до сих пор отбывает срок в «Стренджуэйз».

— Большинство? — переспросил Блейк.

— Один из нападавших освобожден под расписку. — Наоми повторила то, что мы слышали на брифинге.

— Да-да, — подтвердил Блейк. — Тот спайсовый дилер… — Он прищурился, припоминая. — Как его там прозвали? Кажется, Полубокс.

— А почему? — спросила Наоми.

— Не хочется портить сюрприз от встречи с ним, но вряд ли вас сильно удивит, что он — редкостный подонок.

— Вы имели с ним дело?

— К счастью, нет. Он из молодых, все это было уже после меня. В «Стренджуэйз» угодил в прошлом году и через несколько месяцев вышел. Я просто старался быть в курсе того, что поделывают сокамерники Мартина. Если я правильно помню, именно Полубокс пытался повесить его на простынях.

Наоми покачала головой:

— Такому самое место в тюрьме…

— Или в могиле. Приговор отменили, представляете?

— Все эти угрозы и покушения на Вика… — задумчиво сказал я. — Всегда задавался вопросом — почему в тюрьме к нему так паршиво относились?

Наоми посмотрела на меня:

— Он убил троих детей…

— Но действительно, — заметил Блейк. — Есть в «Стренджуэйз» такие, кто никого не убил? Да там детоубийц столько же, сколько дней в году.

— Может, из-за лунатизма? — спросил я. — Или потому, что отрицал вину? Открещивался от содеянного?

— Может, и так. — Блейк пожал плечами. — Сидеть в одной камере с наглыми убийцами и заявлять им, что невиновен или что ничего не помнишь, все равно что гладить их против шерсти. Но сдается мне, есть еще какая-то причина. — Он задумался. — Вик был со странностями.

— Со странностями? — переспросила Наоми.

— Не хочется так говорить, но да. Понаблюдайте за жизнью на любом школьном дворе, и сразу угадаете, кого потом будут макать в парашу. Готов домом своим поклясться, что Вику тяжко пришлось в тюрьме, к сожалению.

— К сожалению? — переспросил я.

Не с целью возразить, просто по опыту общения с представителями старой гвардии я знал, что они обычно занимают крайне жесткую позицию по таким вопросам.

— Организованная и безнаказанная травля заключенного в строгорежимном учреждении? — Блейк поморщился, будто