Через неделю мгновенных перемещений по возлюбленной Амаге – владениям Возвышающегося, меня наконец-то перестало сгибать пополам, услужливо освобождая от принятой пищи. Всего лишь адски болела и кружилась голова, постоянно тошнило, тело ломило, как будто я неделю не спал и сутками таскал глыбы для очередного памятника Возвышающемуся. Для Всадников же перемещения в пространстве не доставляли ни малейших неудобств. И это несмотря на то, что наша Амаге намного превосходит по своей площади все остальные государства, а Всадникам, как видно, доставляло удовольствие носиться из одного конца в другой, с юга на север, с запада на восток.

Физические ощущения оставались настолько невыносимыми, что я не мог толком наблюдать, а главное, анализировать работу своих высокородных спутников. Пока удалось понять только то, что Всадники уничтожали или изменяли свидетельства и документы, в которых отражалась прежняя реальность. «Неправедная» – так говорили о ней таинственные пришельцы. Под нож шли изображения памятника Единорога, священные книги, где упоминались обязательные воскресные проповеди, бумаги со старым гербом, свитки с речами Возвышающегося и многое другое.

Тщетно я пытался понять, как именно работают Всадники.

Великая занималась физическим уничтожением свидетельств, оставшихся от неправедной реальности. Для этого она использовала все стихии, с равным мастерством пользуясь Огнём, Водой, Землёй и Воздухом. Конечно, с равным – только на мой дилетантский взгляд.

Человек может мастерски владеть и правой, и левой рукой, но ведущая – только одна, и определить её для внимательного наблюдателя не составит труда. Примерно так обстоит дело у магов со стихиями. Но если ведущую руку человека определяет его Величество природа, то в выборе стихии маг свободен.

Одна из них становится самой привычной, родной и любимой, а затем и вовсе частью мага. Продолжением тела, ещё одной его частью – невидимой, нематериальной, но не менее важной, чем все остальные. Ведущая стихия как кровь, текущая по венам, как кислород, наполняющий лёгкие, как спинной мозг в позвоночном столбе. Она как рисунок на подушечках пальцев, со своим неповторяющимся отпечатком, который если и походит на другие, то только для людей несведущих. Любимая стихия горит в глазах, отражается в походке, звучит в интонации. Она как привычное ругательство, что невольно срывается с уст, когда в ногу невзначай вонзается кинжал или на руку льётся раскалённая лава. Некстати разбуженный маг непроизвольно продемонстрирует вам свою стихию во всей устрашающей красе. Родная стихия будет его последним доводом в битве, признанием в истинной любви, заветом наследнику.

Но Всадники – не просто маги. С основной стихией высокородных всё могло оказаться куда сложнее. Я надеялся со временем приблизиться к их тайнам, постигнуть истинную суть, разобраться с таинством происхождения. Кто они? Высшая раса? Пришельцы из иного Мира? Посланники Незыблемого? Его материальные воплощения, явившиеся к нам во плоти? Но разве, когда жрецы рассказывали о проявлениях Незыблемого, они описывали Всадников? Я не находил ничего общего.

Пытался я прикрыть завесу и над другими загадками Всадников.

Не они ли, так легко и изящно использующие магию, добились запрета магии в нашем мире? Не из-за них ли каждую пятницу с главного балкона Ратуши глашатай зачитывает список подозреваемых в колдовстве, чтобы затем со вкусом, толком и расстановкой стражники казнили уличённых магов в субботу? Вместо тех, кого пока не поймали, казнили набитые соломой мешки. Как показала практика, удобнее и быстрее всего их получалось вешать. Под несколько унылые рукоплескания толпы, предпочитающей смотреть на живые страдания.

Несмотря на то, что в ту памятную ночь на площади я присягнул служить только Всаднице, помыкала мной вся троица, причём мужчины куда чаще и охотнее. Я почти привык быть у всех на побегушках, выполняя мелкие поручения великана и надуманные прихоти карлика. Однажды вечером разгорячённый огненной водой низкорослый горбун небрежно приказал мне станцевать перед ним голым. Но в тот же момент в комнате, где до этого не было никого, кроме нас двоих, с громким хлопком из ниоткуда появилась Великая, задумчиво окинула карлика пронзительным взглядом. Я бы не хотел, чтобы на меня когда-нибудь хоть кто-то посмотрел таким взглядом, даже пробегающая под окном крыса.

Захмелевший мерзавец икнул, подхалимски осклабился в сторону девушки, досадливо махнул рукой на дверь, подавая мне знак убраться подобру-поздорову, и начал медленно раздеваться. Прикрывая за собой дверь, я краем глаза увидел, как он пляшет перед Великой без одежды. После этого эпизода приказы карлика стали носить более сдержанный характер.

Стоит ли говорить, что Всадница утруждала меня меньше всех. Иногда мне казалось, что она слишком нарочито меня избегает.

В иерархии Всадников разобраться толком тоже не удалось. Первое время я считал главным великана, затем девушку, потом снова решил, что они равны, а карлик им подчиняется. Не зря же только к ним обращались почтительно: «Великие». Но в тот же вечер услышал, как высокий Всадник обратился так к низкорослому. Правда, следом последовала жестокая шутка, и все рассмеялись. Было ли сарказмом обращение «Великий» к карлику, я так и не понял.

Вскоре я рассудил, что каждый из Всадников ведает своей областью, но подтверждения гипотезе найти не удалось.

Меня достойным доверия явно не считали. Ни разу при мне высокородные не обратились друг к другу по именам. Да, истинное имя не стоит разглашать кому попало. Узнав его, умелый маг может навести порчу, причинить страдания, подчинить своей воле, а то и вовсе умертвить. Но что мог сделать Всадникам я, ничтожнейший из ничтожных? Изредка троица переходила на свой непонятный гортанный язык, а каждый вечер всенепременно запиралась на тайные совещания. Происходящее наполняло меня досадой и унынием, но я не уставал напоминать себе, что и так удостоился величайшей чести находиться при Всадниках.

Они не убили меня, не стёрли память, кормили, поили, особенно не утруждали и относились вполне сносно.

Но так уж устроен человек, что как