- А ничего, что она его любит? И ей никто другой не нужен? – с возмущением посмотрела на него. Ну конечно, если девушка выражает свои чувства, пытается бороться за счастье – значит она дура и размазня. Чудеснейшая, прямо железобетонная мужская логика! А ведь по виду этого недоразумения и не скажешь, что по размышлениям он – пффф- типичный мужик.
- Ну это явно не от большого ума, - пожал плечами Багров. – Тем более если она была такой общепринятой красоткой, то могла бы и получше себе кого-нибудь найти. И стать счастливой. Иногда это лучший способ кому-то что-то доказать.
- Как можно стать счастливой назло кому-то? – не согласилась я. – Это же не счастье, а черт знает что. И вообще, если уж ты заговорил о том, что мужчины по своей натуре охотники… То давай будем откровенны – больше они напоминают стадо. Тот же твой Деметрий сразу же «прозрел», как только возле Елены начал крутиться Лизандр.
- Я смотрю, ты плохо знаешь сюжет! – нравоучительно проговорил он, поднимая палец вверх. – Если бы Оберон не пожалел Елену и не приказал Пэку натереть Деметрию глаза соком цветка… То фиг бы Деметрий к этой дуре вернулся!
Спокойствие, Лизка, только спокойствие… Партнеров нельзя убивать, тебе с ним еще играть. И вообще, его убийство как минимум не понравится Виктории Владимировне. Так что… Толерантность, спокойствие, невозмутимость – три столпа, на которых должно строиться твое общение с этим индивидом.
- Да если б Деметрий действительно был бы такой как ты, лучше б она по-тихому отравила и спокойно жила дальше!
На мгновенье повисло молчание. Глаза Леонида округлялись все больше и больше, а тонкие губы приобрели какое-то обиженно-детское выражение, и тут до меня дошло…
Черт! Я, кажется, сказала это вслух. Черт, Вилинская, ты просто образец спокойствия и толерантности.
- То есть ты со мной все-таки согласна, что ей за ним не стоит бегать? – несмотря на выражение лица, в голосе Лени слышалось торжество. – Вообще, имхо, Елена скорее отрицательная героиня, чем положительная. Она из-за своей одержимости мужиком предала подругу, и…
- Она просто боролась на свое счастье, - перебила нахала я. – Как могла!
Вот зачем, зачем он продолжает меня доводить? Ведь видит же, что я уже влезла в шкуру своей героини и в любом случае буду пытаться ее оправдать? Это главное правило актера – суметь понять своего персонажа, играть так, будто он прав априори, будто иначе и нельзя поступать. Хотя в реальности я бы, наверное, не стала поступать так, как Елена. Вообще не представляю, чтобы я за кем-то бегала. Другое дело, что я и не влюблялась никогда так, как она. А ведь любовь зла – полюбишь даже такое чучело, как Ленчик.
- И вообще, - резко сменила тему я, пытаясь успокоиться. Вдох-выдох, Лиза. Актриса ты, в конце концов, или в куколки играешься? – Что ты здесь делаешь?
- А я на пятом курсе учусь, вот, увидел тебя и решил подойти, - спокойно отозвался парень. – Ладно, у меня через пять минут пара. Увидимся на репетиции, моя будущая преданная собачка. Чао, - и он, помахав мне рукой, поспешно удалился. Оставив последнее слова за собой и заставляя меня пыхтеть от злости. Черт! Как же он меня бесит!
Глава 4
- Лиза, на сцену. Слова помнишь? – громоподобный голос режиссера заставил меня подскочить и устремиться на сцену, на ходу ругая саму себя. Это ж надо было так погрузиться в свои мысли, что даже забыть о репетиции? Все смотрела на партнера, вспоминала наш разговор и пыталась понять: он реально так думает или просто издевался? Почему-то теперь, все прокрутив в памяти, я была готова к любому из поворотов. Наверное.
- Конечно, - бросила я на ходу, влетая на сцену и с горькой усмешкой отвечая на реплику Гермии. – Прекрасна я? О, не шути напрасно.
Знакомый монолог. Когда-то именно с ним я пришла поступать в театральный. Наверное, Виктория Владимировна отчасти позвала меня из-за этого – вспомнила, как удачно он был мною прочитан. Однажды роль Елены уже стала для меня судьбоносной. Станет ли и в этот раз? Неясно. В любом случае, над этим надо работать и работать, мягко говоря, много.
Реплики отскакивали от зубов, а я словно раздвоилась на сцене: одна играла, а вторая наблюдала, подмечая малейшую фальшь с моей стороны. Огрехи были, и я не могла этого не признать. Но Егор до конца сцены не прервал ни разу – это было даже удивительно. Но вот последние строки сцены прозвучали, и режиссер резко вскинув руку, направился к нам.
- Что ж, очень неплохо… Для первого раза, - добавил он спустя паузу и впился взглядом в меня. – Вот только, девочка, запомни одну простую вещь… Для этой роли засунь свою гордость куда подальше. Во всяком случае, в начале. Ты его любишь так, что готова быть декабристкой, собачкой, полной идиоткой, готова унижаться, лишь бы следовать за ним, лишь бы ласковое слово заслужить. А у тебя такой вид, будто ты Деметрия арматурой по башке стукнешь, если он твою любовь не примет. Хотя Ленчик еще даже на сцену не вышел.
Я молча слушала, не оправдываясь и не споря. Режиссер, во всяком случае, на первых порах – бог на сцене, к которому необходимо прислушиваться. Потом уже, поняв роль, можно будет внести какие-то собственные предложения. Но первые репетиции – всегда самые трудные. Ты только щупаешь роль, начинаешь ее чувствовать. На то режиссер и нужен, чтобы направить от неверно выбранного контура.
Сообразив, по резкому выдоху, что ценные указания пока что закончились, я кивнула.
- Я поняла. Постараюсь исправиться, - пообещала.
- Отлично. Леонид! Хватит колупаться в зеркале, брысь на сцену!
Услышав эту реплику, я тут же посмотрела в сторону партнера и поняла, что – да! – он действительно захлопывает карманное зеркальце и направляется к сцене. Зеркало, господи! Я едва сдержалась от того, чтобы прикрыть лицо в известном жесте. То есть пока тут играли, он собой любовался? Он Нарцисс, что ли?
Причем Егор бросил эту реплику так привычно, словно это было в порядке вещей. Хотя при виде Ленечки и не скажешь, что он вообще знает, для чего