- Ничего плохого в этом не вижу, Всеволод Петрович, - хмыкнул «казак», обдав собеседника густым сивушным духом. - Пиво тут превосходное. Недаром же наци свой провалившийся путч связали с этим прекрасным напитком! - И рассмеялся уже в голос, толстые щёки закрыли маленькие глазки, которые так и хотелось назвать поросячьими.
- Ну, это когда было, - сделал лёгкое отметающее движение рукой Всеволод Петрович. - Теперь-то всем предельно ясно, кто заказывает музыку. Пока нацисты наводят порядок в собственном доме, но придёт время, они замахнуться на большее. И нам нельзя пропустить этого момента. Я от верных людей знаю, что со Штрассером и Ремом у Гитлера конфликты и разногласия. Эти фигуры не имеют перспективы. Вот Рудольф Гесс, напротив, набирает силу. Близок к фюреру как никто другой, учился у Хаусхофера(1), да и сейчас дружит с профессором. Этот высоколобый оказывает на Гитлера значительное влияние. Вот с такой компанией нам по пути.
- С такой компанией? - тупо повторил Павел Александрович и звучно икнул. - Но нацисты хороводятся с Советами! В гости друг к дружке ездят, договариваются!..
Всеволод Петрович Погоржельский поморщился. Гражданскую войну он окончил в контрразведке Врангеля в чине капитана. Бежал с бароном из Крыма в памятном двадцатом году, но добывать информацию и делать выводы не разучился по сей день. Сейчас Погоржельский числился председателем организации «За Веру и Отечество», обосновавшейся в Берлине, и внимательно следил за политическими играми и раскладами. Как и многие другие эмигранты, ненавидевшие большевиков, он давно понял, что изнутри государство рабочих и крестьян не взорвать. Можно лишь въехать в Россию на плечах более сильного игрока, - через войну, через интервенцию, - а потом можно попытаться восстановить собственную власть, будь то хоть монархия, хоть парламентская республика. И Всеволод Петрович активно искал такую силу, игрока, готового биться с коммунистами не на жизнь, а на смерть.
- Они не дружат с Советами, а заигрывают. Ссориться одновременно с Европой на западе и со Сталиным на востоке им не с руки. Но договоры, обмен делегациями, всё прочее, это до времени. Из кругов, близких к Гессу мне стало достоверно известно - бродят в германских головушках идеи о мировом господстве. Тот же Хаусхофер преподносит свою геополитическую теорию расширения жизненного пространства как леденец на палочке - нате, кушайте-с. Смотрят их глазки завидущие на Восток, где этого пространства полно. Так что, как только Адольф разберётся с внутренними проблемами, начнётся экспансия. Попомните моё слово, майн герр.
Павел Александрович Столобов, бывший казачий подъесаул, икнул ещё раз. Да сытая, спокойная жизнь в изнеженной Европе ослабила его тело, но не притупила ненависти к коммунизму. Чудесное баварское пиво легло лишними килограммами на животе, талии и бёдрах, но не смыло крови русских людей, в которой по локоть были его руки. Руки, привычные держать саблю. Личина простака и пьянчужки устраивала Столобова, но мозги продолжали работать, а в седло он готов был хоть сейчас, лишь бы за правое дело - бить большевиков.
Всё это отлично рассмотрел в своё время Погоржельский и потому терпел плебейские манеры Столобова, даже иногда слегка подыгрывая ему. Знал, в нужный момент этот человек не подведёт, и держал его подле себя, представляя при случае первым своим помощником.
- Ясно, - тряхнул чубом подъесаул (ну как было избавиться от такой красоты, пусть ты и живёшь давно в просвещённых Европах!). - Наши действия?
- Продолжаем в том же духе - сближаемся с нацистами, поддерживаем во всём их идеи. Дружим, заводим связи. Пока они кичатся своим будто бы арийским происхождением и на нас смотрят свысока, но настанет час, и им понадобятся союзники. Помощники понадобятся, потому что грызться с Россией ещё Бисмарк не советовал. Только никто тех рекомендаций не вспомнит, а когда придёт время, мы окажемся ко двору. Вот только...
Столобов шумно хлебнул из кружки и вопросительно уставился на патрона.
- Меня беспокоит Соболев, - закончил свою мысль Погоржельский. - Отмахнуться от него никак нельзя: родство, как ни крути, германское, связи, жена в партии. А популярность среди наших так просто сумасшедшая. Прямо знамя борьбы с большевизмом, честное слово! Да и с англичанами дружит, сволочь, а их тоже со счетов пока сбрасывать не стоит. Если элементарно перебить с ним горшки, отлучить от организации, много неприятностей доставить может. Но и его антинацистские высказывания вызывают неудовольствие в определённых кругах. Тех самых, где вращается Гесс и другие нужные нам люди. Мне уже намекнули - уймите, мол, своего офицера.
- Уймёшь его, пожалуй, как же! - перешёл на совершенно трезвый, серьёзный тон Столобов. - Мы ж с тобой Соболева ещё по Крыму помним, по Турции. Не человек - кремень. Или упрямый осёл, это как посмотреть. Но если что решил, ведь не сдвинешь же!..
- А нужно, Павел, сдвинуть, - зло проговорил председатель. - Иначе он нам всю обедню испортит.
- Про популярность, это ты, Всеволод Петрович, правильно сказал, - откликнулся подъесаул. - Многие его помнят, знают как честного офицера. И если договориться с Соболевым не удастся - а так оно, боюсь, и случится - то можно сделать из него мученика.
- Верно мыслишь, Павел. Если в жизни человек нам мешает, то пусть его смерть послужит общему делу. У тебя есть кто на примете?
- Есть один - Гавриил Анохин. Вот так, извольте - не Гаврила, ни тем более Гавря какой-нибудь, а Гавриил. Дрянь человечишка, пузырь мыльный. Но величает себя анархистом, последователем самого князя Петра Кропоткина. А нам ничего не мешает представить его агентом Коминтерна. Гавриил этот попал на крючок берлинской криминальной полиции, и так уж получилось, что я могу его с крючка этого снять. В обмен на услугу.
- Хороший вариант, - согласился председатель. - Но операцию нужно провести тонко, чтобы ни малейшее подозрение нас не коснулось. Всё продумай, подготовь и приступай. Не подведёшь?
- Обижаете, ваше ско-родие! - разулыбался Столобов, и толстые щёки скрыли поросячие глазки. - Комар носа не подточит!
- Вот и славно. - Погоржельский погладил щёточку усов, в точности таких же, как у фюрера немецкого народа, и потянулся к пиву.
Через три дня после разговора в пивной на тихой окраинной улочке Берлина, Артемий Константинович Соболев сидел в редакционном кабинете газеты «Цайт». Газета старалась считать себя нейтральной, претендовала на объективное освещение новостей в мире, хотя в нынешней Германии делать это становилось труднее день ото дня. Большинство изданий уже приняли фашистский толк, не говоря уже об одиозной «Фёлькишер Беобахтер». Однако «Цайт» пока удавалось