– Он не понимает. – Ави бегал по комнате, дёргая себя за бороду. – Он понятия не имеет, что это за люди! Он думает, это так легко – встретиться с Роландом! – Ави остановился и поглядел на жену: – Ну почему он ничего не может понять?
Жена прищурилась и внимательно посмотрела на Антона; ей и самой давно хотелось знать: почему? Но она ничего не сказала, решив, вероятно, приберечь вопросы до вторника.
– Он был почти напуган, – рассказывал Антон. – Знаешь, не как он обычно шумит, волнуется, а действительно напуган. Я даже пожалел, что всё это затеял.
Антон возвращался к расспросам раз в две недели, после долгих бесед о каббале. Ави расстраивался и начинал волноваться, прося оставить его в покое.
– Уже то, что я занимаюсь каббалой с тобой, неженатым, которому даже нет тридцати, не то что сорока, уже это очень плохо, – переживал Ави. – А ты ещё просишь, чтобы я помог тебе найти Роланда!
Антон не хотел расстраивать Ави: тот и так нервничал из-за всего на свете. Ави был его друг, и Антон перестал спрашивать о Роланде. Он почти о нём забыл, пока однажды утром, когда впускал кошку (она покидала его по ночам в поисках любви), не нашёл под своей дверью маленький синий конверт с запиской. Он не мог понять, как конверт туда попал.
Записка была написана от руки, по-русски: «Роланд: в субботу в 12:00 дня. Harry’s Coffee Shop, угол 14-й и 7-й». Подписи под запиской не было. Но Антон знал этот неровный, прыгающий почерк: помнил с детства, с Москвы.
Так писал Марк, его брат.
Антон замолк. Он смотрел по сторонам, вглядываясь в посетителей кафе на 14-й, словно пытался найти тех, кто были в его жизни раньше, а затем перестали быть. Люди вокруг пили, ели, смеялись, безразличные к его поиску, и табачный дым тянулся в сторону их стола из секции для курящих. Дым – как тоска, что должна быть заперта в дальнем, тайном месте души, но расползается, заполняя собой всё, – не хотел подчиняться запретам нью-йоркской мэрии. Дым подчинялся законам диффузии и плыл, ширился, мешаясь с запахами еды, шумом разговоров и неловкостью пауз.
Официант наконец подошёл и долил в их чашки безвкусный машинный кофе.
Они молчали, пока Антон доедал холодный омлет. Илья смотрел в окно, как полицейские, двое патрульных – женщина-латинос и белый мужчина, арестовывают негра с часами. Негр собирал товар в большую сумку с надписью Samsonite. Он встретил взгляд Ильи через стекло и улыбнулся. Илья обдумал ситуацию и улыбнулся в ответ.
Нью-Йорк 4
Вечеринка, где Илья два года назад встретил Антона, была в старом доме на углу Авеню Б и 8-й Стрит, рядом с Томпкинс Парк. В этом доме когда-то помещался еврейский приют для детей-сирот, и на лестничных площадках ещё остались лепные шестиконечные звёзды в человеческий рост. В некоторых местах гипс откололся, и звёзды стали менее узнаваемы, слившись с общей обшарпанностью давно не крашенной лестницы. Илье показалось, будто звёзды понимают, что они больше здесь никому не нужны, и оттого разрушаются сами. Как лепные серпы и молоты его советского детства.
Илью туда привела Мерейжа, девочка-пуэрториканка, которая иногда его навещала. Он никогда не звонил ей сам. Она появлялась, когда хотела: просто вдруг звенел интерком, и её искажённый голос лился звонкой струйкой сквозь треск:
– Кессал, – она любила звать его по фамилии, – я здесь, внизу. Можно зайти?
Илья открывал дверь квартиры и слушал, как она поднимается на третий этаж. Деревянная лестница скрипела, и каждый скрип был шагом, приближающим их друг к другу. Илья слушал шаги, и ожидание отзывалось горячим внутри.
Секс начинался сразу, в длинном коридоре, что вёл в его гостиную с высокими окнами на парк. Секс начинался с её губ, и Илья стоял, прислонившись к неровной стене, и смотрел сверху, как она его целует, откидывая назад свои длинные чёрные блестящие волосы, чтобы он лучше видел. Иногда они не добирались до дивана в гостиной и оставались на полу коридора, путаясь в не до конца снятой друг с друга одежде. Слов между ними почти не было, лишь Мерейжа шептала что-то самой себе на задыхающемся испанском.
Она никогда не оставалась у него ночевать. Ни разу.
Вечеринка была в почти пустом лофте, где жил друг Мерейжи – художник, как и она сама. Лофт был одной огромной комнатой, метров двести. Посреди стояло нечто квадратное, огороженное с четырёх сторон стенками. Стенки не доходили до потолка, и было ясно, что они не являлись изначальной частью помещения. Мерейжа объяснила Илье, что это спальня хозяина квартиры. Его звали Брэндон.
Было шумно, много разного нью-йоркского народа, и Илья быстро потерял Мерейжу.
Он никого здесь не знал и особенно не стремился. Играла музыка, и посреди комнаты какая-то пара танцевала ламбаду. Они танцевали как профессионалы, и их тела лились вместе с песней. Юноша был похож на итальянца-южанина, и даже Илья понимал, как он красив. Его женщина была старше; светловолосая, узкокостная и удивительно длинноногая. Она сняла туфли и танцевала босиком. На ней была длинная юбка, подол которой она завернула наверх и подоткнула за пояс. Юбка вертелась колоколом в ритме танца и еле прикрывала бёдра.
Потом звуков не стало, и они замерли, прижавшись друг к другу. Женщина отстранилась и поцеловала партнёра в губы – быстро, не давая поцелую длиться. Он погладил её по щеке – лёгкий, весёлый, похожий на гибкую трость. Он отошёл в толпу, но не потерялся, а оставался хорошо заметен среди других.
Минут через десять Мерейжа подвела итальянца к Илье. Итальянец улыбнулся и сказал по-русски:
– Ты тоже из the Soviet Union?
Он говорил с сильным американским акцентом, зажимая «т» и произнося «р» глубоко в горле. Его звали Антон, и он жил в Нью-Йорке с девяти лет.
Вблизи Антон выглядел чуть старше. Мерейжа крутилась вокруг, упрашивая Антона с ней потанцевать, и он в конце концов согласился. Илья видел, как после танца она повела его за руку в спальню Брэндона и они затворили за собой дверь. Их не было минут тридцать, наполненных шумом, музыкой и голосами. Илья в это время беседовал со странным человеком, утверждавшим, что он – инкарнация Кришны. Человек был лыс и любил водку с лимонным соком.
Перед тем как уйти, Антон оставил Илье номер телефона и попросил звонить. Илья обещал.
Мерейжа и он поймали такси, и Илья хотел отвезти её к ней домой, но она прижалась к нему в