— Да, ножичек нужен позарез, задумчиво сказал Журавлев, сам не замечая, что сострил, хотя и не совсем умело.
Это получилось смешно, но Синельников скрыл улыбку. Он относился к Журавлеву с уважением, и не по той только причине, что был лет на пятнадцать моложе. Журавлев был добрый человек и принадлежал к тому немногочисленному племени людей, над которыми легко подшутить и которые готовы поверить самой невероятной небылице.
Зато в чисто профессиональной области он был на редкость трезвомыслящ, прозорлив и даже хитроумен. Самый продувной мошенник не смог бы его провести. Он умел добыть факты там, где, казалось, были одни химеры.
Как это в нем сочеталось, никто понять не мог. Синельников, во всяком случае, был рад, что дело попало в руки Журавлева…
Они сели в автобус и до управления ехали молча, а когда сошли, Синельников предложил:
— Зайдем к Ковалеву?
Журавлев, кажется, угадал его мысль.
— Пожалуй. Возможно, у него все уже определилось с Казалинским.
Ковалева они застали с телефонной трубкой в руке.
— А я вам поочередно названиваю — нет и нет, — сказал он.
— Как на базе? — спросил Синельников.
— Там раскопали столько — всеми излишками кровельного железа не укроешь.
— Что это вдруг Казалинский так крупно прокололся?
— Сам не пойму. Последняя ревизия — я ж тебе, кажется, говорил — проводилась три месяца назад. Тогда ничего не нашли.
Они помолчали немного, а потом Синельников сказал, поднимаясь со стула:
— Жалко выпадать из команды, но остальное не по моей части.
Дальнейшее действительно не входило в сферу его деятельности. Он и так уже несколько — правда, совсем немного — вышел за рамки своих обязанностей в деле об утонувшем Перфильеве, которое теперь разрослось и приобрело совсем иной характер и окраску.
— Не горюй. Мы тебя в курсе будем держать, — сказал не без иронии Ковалев.
— Спасибо. Ты Казалинскому какую меру пресечения просить будешь?
— Под стражу.
Синельников повернулся к Журавлеву.
— Короткову, надеюсь, тоже?
— Пока мало оснований.
— Они тут есть. А первым долгом очень тебе желаю ножичек отыскать.
— Постараемся.
— Какой еще ножичек? — заинтересовался Ковалев.
— Он тебе разъяснит, — сказал Синельников и не упустил случая съязвить в ответ: — А вообще-то ножички — это не для тебя. Ты копайся в бумажках, вешай железки, считай усушки.
Они пожелали друг другу удачи и разошлись.
Глава VII. ЛИНИЯ ПОВЕДЕНИЯ
Перед Журавлевым сидел Казалинский — плотного телосложения мужчина лет пятидесяти пяти, с загорелым лидом, с серыми усталыми, но недобро глядевшими глазами, с сединой на висках, в дешевом полушерстяном коричневом костюме. Пиджак был чуть тесноват ему в плечах, и, может быть, от этого он держался скованно, хотя по всем повадкам в нем чувствовался человек, привыкший не смущаться.
При первой встрече он показался Журавлеву вполне интеллигентным, по крайней мере внешним видом и осанкой, но впечатление было ложным.
— Что вы мне подсовываете какую-то липу? — грубым, густым баритоном произнес Казалинский и швырнул на стол три листа, скрепленных маленькой металлической скобочкой.
Это было заключение экспертов научно-технического отдела о проведенном ими исследовании трех ножей и двух тормозных шлангов автомобиля марки «Жигули» с помощью лазерного микроанализатора.
— Вы напрасно называете это липой, — спокойно и слегка назидательно заговорил Журавлев. — Суд, любой суд, будет считать это совершенно неопровержимым доказательством. Мой долг предостеречь вас от заблуждений. Вот, прошу вникнуть…
У Журавлева на отдельном столике лежали под газетой три разномастных ножа: один — складной, второй — финский, с рукояткой в форме козьей ноги, третий — самоделка, смастеренная из лезвия опасной бритвы, со сточенным обухом и наборной плексигласовой рукоятью. Журавлев откинул газету и продолжал таким тоном, словно читал лекцию:
— …Вот смотрите. Эти ножи были изъяты у вас в присутствии понятых. Финка — в гараже, складной и бритва — в принадлежащей вам машине. Ни на одном из них, разумеется, нет видимых следов вещества тормозных шлангов. Но аппарат, производивший анализ, — очень точный и чувствительный аппарат. Он не обнаружил вещества шлангов на финке и складном, а на сделанном из бритвы обнаружил. Почему?
— Мало чего он там обнаружит… Бред какой-то, — отмахнулся Казалинский.
Журавлев был терпелив.
— Хорошо, но все же постарайтесь усвоить — это заключение имеет для суда силу вещественного доказательства. — Он накрыл ножи газетой и продолжал: — Скажу более. Следствие располагает еще одним заключением, а именно: надрез на шлангах сделан в тот самый день, когда принадлежащая Короткову машина находилась на автобазе номер два. Это установлено экспертизой совершенно точно. В тот же день вашу машину проверяли на автобазе — развал колес, не правда ли?
— Проверяли, ну и что? Я туда не приезжал.
— Машину приводил какой-то молодой человек. Кто он?
— Так, попросил одного.
— Кто он? Как фамилия?
— Зовут Сашкой, а фамилию не знаю. Я его всего пару раз видел.
— Где он живет?
— Не знаю. Кажется, нездешний.
— И так вот, без сомнений, доверили машину?
— А что бы он с ней делать стал?
— Для чего нужно было резать шланги?
Казалинский подался вперед, вытянул перед собой руки ладонями вверх.
— Вот и я спрошу: ну для чего мне резать эти проклятые шланги? Что мне — моей базы мало? Еще и это на свою голову?
— У вас были с Коротковым общие интересы?
— Были.
— Какого рода?
— Известно какого — он мне записочки от Перфильева носил, я исполнял.
— Вы хотите сказать, что хищения на базе производились по приказу Перфильева?
— Не хочу. Уже сказал.
— Значит, главным был Перфильев?
— Неужели я?..
Журавлев позвал из-за двери конвойного. Казалин-ского увели. У Журавлева была давно выработавшаяся манера — кончать допрос на болевой, как он называл, точке. Это часто помогало.
Достав из сейфа личное дело Казалинского, он еще раз перечитал его.
Из анкеты явствовало, что гражданин Казалинский — 1928 года рождения, беспартийный, образование — семь классов, трудовой стаж с 1945 года — всю жизнь работал, имея дело с материальными ценностями. Он начинал учеником в мясном магазине и дослужился до поста директора овощного магазина. Под судом не был, но под следствием состоял. В трудовой книжке, где значилось, что он был уволен с должности директора по статье Кодекса законов о труде, записано, что ему отказано в праве занимать в торговых организациях должности, связанные с материальной ответственностью. В тот год Казалинский сменил специализацию и стал работать на различных складах и базах. А восемь лет назад сменил и место жительства и приехал сюда, в родной город Журавлева. На центральной базе он за это время прошел путь от кладовщика до директора.
Журавлева вовсе не интересовало сейчас, кто его продвигал, хотя в делах подобного рода знать это бывает небесполезно. Существенное состояло в том, чтобы точно установить характер субординации в связке Перфильев — Коротков — Казалинский. Это Журавлев считал чем-то вроде мерительного инструмента, с помощью которого можно выверить версию о покушении Казалин-ского на жизнь Короткова и в конце концов определить меру вины каждого.
Чисто технической, если так можно выразиться, стороной деятельности преступной