Все мое внимание моментально и целиком сосредоточилось на мужчине, стоявшем у окна. Я вживую видела его, наверное, раз пять или шесть за последние годы, но всегда и везде у меня на него была только одна реакция:
— Дядя Сережа! — с восторгом завизжала я, забыв о присутствии директора в кабинете.
И с ходу, с порога, бросилась к нему, чуть ли не повиснув на дяде.
Он рассмеялся. Искренне, хоть и тихо, и с широкой улыбкой обнял меня так же крепко, прижав мою голову к своей груди. Только в его глазах, уникальных, как мне казалось, глазах дяди Сережи (один карего, один зеленого цвета) этого смеха не было. В тот момент я не обратила внимания на подобную мелочь. Просто до невозможного сильно радовалась тому, что вижу его. Что он снова приехал к нам в гости, да еще и в школу зашел, чтобы меня забрать:
— Привет, Бабочка, — дядя нежно погладил мою макушку ладонью. — Не забыла ты меня, вижу, — все с той же улыбкой покачал головой старший брат моего отца. — Порадовала старика.
Ну, стариком мой дядя не был. Даже близко. В этом году ему должно было исполниться только тридцать шесть. Но еще не было случая, чтобы он упустил возможность посмеяться над нашим с Лешкой восхищением его личностью, что более пристало какому-то старцу, как он считал. И каждый раз, приезжая или звоня, дядя делал вид, что с него едва ли не песок сыплется. Картинно кряхтел и пошатывался, стоило нам с братом повиснуть на его шее по разные стороны. Однако сейчас этого и в помине не было. Наверное, мне стоило обратить внимание и на это.
Но я не смогла. Все отошло на второй план и казалось несущественным. Млея от этого имени: «Бабочка», которое именно дядя, по семейным преданиям, придумал для меня, когда мне еще и года не было (никак не нравилось ему обычное «Света», что выбрали родители для дочери), я уже представляла, как мы сейчас поедем домой, а потом, вечером, вместе доберемся на вокзал, встречать родителей и Лешку. Они уехали на пять дней в Крым, отдохнуть от города. А у меня не вышло вырваться из-за окончания года и итоговых контрольных. И какой родителям будет сюрприз! А потом, всей семьей мы будем сидеть у нас на огромной кухне и слушать, как обмениваются малопонятными, и от того волшебно-таинственными новостями папа с братом. Как мама будет тепло улыбаться всем вокруг, подливая чай папе и кофе дяде. Как нас с Лешиком в пятый раз погонят спать и сделают вид, что не заметят — мы все тут же, сидим рядом с ними, слушая воспоминания об их детстве, рассказы о проказах и наказаниях, которые получали эти двое от бабушки с дедушкой.
В общем, не замечая непривычно крепких и напряженных объятий дяди, его серьезного взгляда и растерянного покашливания Ларисы Аркадьевны, я успела за пару секунд выстроить массу планов. И, возможно, напридумывала бы еще больше. Но тут дядя меня осторожно отодвинул от себя и заглянул прямо в глаза своими разноцветными глазами. Некоторые смущались смотреть в глаза дяде Сереже из-за этого отличия, отдельные суеверные бабульки из старого дома, где они с папой когда-то жили, даже подозрительно косились в его сторону, и сплевывали, словно верили, что он… ну, не такой какой-то из-за разного цвета глаз. Ненормальный. Сам дядя и мой папа только посмеивались, когда вспоминали об этом, отшучиваясь, что таким «динозаврам» про генетику ничего не объяснить.
А я никогда не боялась этого взгляда. И какое-то время в детстве жутко расстраивалась, что у меня самой глаза одинаковые. Плакала, просила у папы денег на цветные линзы (в количестве одной), чтоб и самой иметь такие глаза. Оба карих — это же скучно. И что, что они как «угольки», как говорила мама, будут еще обжигать всех мужчин. Иметь разноцветные глаза, как у дяди Сережи, казалось мне куда круче. Я ныла, хандрила, впадала в депрессию (в одиннадцать лет!) — издержки современного массового воздействия телевидения и интернета на психику, как объяснял родителям наш психолог. В общем, всячески возмущалась несправедливостью судьбы, лишившей меня такого замечательного взгляда, как у дяди Сережи. И так опечалила этим отца, который не мог мне ни в чем отказать, что однажды он позвал меня к себе в кабинет и долго разговаривал со «своей принцессой». Так я узнала, почему только у дяди из всех нас имеется настолько удивительная генетическая особенность. Как сказал папа, рассказывая мне все — об этом не знал больше никто, даже наша мама. От этого я почувствовала себя очень важной и взрослой. Ведь мне доверили семейную тайну! И еще больше ощутила какую-то безграничную сопричастность то ли к своей семье вообще, то ли к дяде в частности. Немного успокоилась. И даже смирилась с тем, что и просто любоваться его глазами — уже классно.
Так вот, сейчас эти самые глаза смотрели прямо в мои, а его огромные руки крепко держали меня за плечи:
— Бабочка, — опять повторил дядя, прервав уже готовые сорваться с моего языка планы на сегодня. — Нам надо очень серьезно с тобой поговорить.
Вот как начинаются плохие новости. С серьезного разговора.
А солнце при этом продолжало все так же ярко светить сквозь окно за плечом у дяди Сережи.
— Да? — не понимая, о чем можно серьезно говорить, когда все так здорово, я немного нахмурилась, но постаралась сосредоточиться и внимательно глянула на него. — Что-то случилось?
— Случилось, — дядя Сережа перестал улыбаться. И я наконец-то обратила внимание, что взгляд его глаз кажется очень, очень темным. Даже того, что зеленый. Темным и непроницаемым, как у тех мужчин в приемной. — Бабочка, твои родители и Лешка… — дядя замолчал, словно старался подобрать слова.
Я нахмурилась:
— Да, они в Крыму. Ты дома у нас был? Они сегодня приезжают, вечером…
— Нет, малышка, — эти разноцветные глаза смотрели на меня все так же серьезно и совсем непривычно грустно. — Они не приедут, Света, — впервые за долгое время он назвал меня по имени. — Машина, такси, на котором они добирались к Симферополю… Ночью был дождь, а они выехали засветло. Водитель не справился с управлением. — Дядя помолчал, внимательно всматриваясь в мое лицо. — Никто не выжил, Бабочка. Никто.
Я его не поняла.
Вот честно, знаете, бывает: ты зачитался книгой, или передачу смотришь по телеку — с тобой в этот момент разговаривают, ты слова слышишь, а уловить смысл не выходит. Вот и со мной