3 страница
что мальчик уже был адаптирован к нейродрайву — с самого начала. И между прочим, наш скромный рядовой имеет недурной опыт полётов. Я видел запись последнего — так скажу вам по секрету, для такого сосунка это было… — полковник покрутил в воздухе рукой, словно пытаясь таким образом показать, что это было, — …нечто.

— Не может быть, — отреагировал Диб, подозрительно покосившись на меня.

Мосин поинтересовался:

— Это почему же?

— Ну… Росли бы другие показатели. Да и вообще…

— А вы пробовали тестировать его, как нейродрайвера в устойчивой фазе?

— В бумагах ничего не было об опыте полётов, — нашёлся капитан.

— Верно, — согласился полковник и задумчиво затеребил подбородок. — Вообще-то, я рассчитывал прибыть на Чайку пораньше, но вышла небольшая накладка… М-да. Честно говоря, я надеялся, что парень к этому времени уже будет вовсю летать. Когда мы отправляем следующую партию, капитан?

— Через три недели.

— Я хотел бы, чтобы Джалис ушёл с ними.

— Это невозможно, товарищ полковник! — возмутился Диб. — Никак не успеть — налёт, поэтапное тестирование…

— Подсократим.

— Но…

— Полагаете, я тут с вами шутки шучу, Диб?

— Никак нет, товарищ полковник.

— Джалиса — нынче же в медчасть, на подсадку.

— Слушаюсь, товарищ полковник.

Мосин досадливо поморщился.

— Эк вы заладили. Поверьте мне, капитан — парень может летать. И я понимаю — вы обижены, что я не указал в сопроводиловке всех данных, а теперь спрашиваю с вас. Ну, вышло так. Были причины. Не на что тут обижаться.

— Я вовсе не…

— Да ладно.

Мосин помолчал.

— Вот что, Диб. Я заинтересован, чтобы по всем документам Джалис проходил как обученный нейродрайву в нашем центре. По всем, понимаете? Результаты тестов, мониторинг, кривая эта ваша пресловутая — всё. Чтоб ни одна собака не подкопалась.

— Товарищ полковник, — неуверенно начал Диб, отчаянно кося на меня глазами. — Стоит ли…

— Говорить об этом при штрафнике? — Мосин изогнул бровь. — Наверное, стоит, если я хочу, чтобы он был в курсе.

— Могу ли я спросить, где он обучался на самом деле?

— Скажем так, это был не совсем легальный вариант.

— Замешана армия?

— Я бы не стал развивать эту тему, Диб.

— Простите, — капитан пожевал губами. — Что ж, не вижу больших проблем, кроме… Майор Палия уже взял его на заметку…

— С Палией я поговорю сам.

— Тогда всё сделаем, товарищ полковник.

— Вот и отлично. Предупредите медиков, что у них клиент на подсадку, пусть готовятся пока; Палию — ко мне. И где Никифоров, кстати? Узнайте-ка, кто из летунов у него сегодня свободен. Впрочем, нет; пусть сам летит инструктором, а то ведь это ещё один твёрдый лоб, совсем как вы. Встречаемся через, м-м-м… два часа на седьмой площадке; сможете всё увидеть своими глазами.

— Так точно, товарищ полковник.

— Выполняйте, капитан.

* * *

— Не подведёшь меня, парень? — спросил Мосин, как только мы с ним остались одни. — А то я тебя тут расхвалил, как красну девицу. Вот выйдет номер, если ты осрамишься. Скажут — совсем полковник на старости лет из ума выжил. Так что, сможешь лететь?

— Смогу.

— Никаких сомнений и колебаний? Никаких игр в "ах, не получается"?

Я пожал плечами.

— Зачем?

— Верно, — согласился полковник. — Незачем.

Он поднялся из кресла, прошёлся по кабинету, потягиваясь, как ленивый сытый кот — и вдруг остановился передо мной, склонился вперёд, резко приблизив сразу приобрётшее хищное выражение лицо.

— Ты хоть понимаешь, парень, что я для тебя делаю?

— Я не понимаю, почему вы это делаете, — проговорил я тихо.

— А-а. — Мосин кивнул удовлетворённо, отошёл к столу и присел на его краешек, скрестив руки на груди. — Ну, помозгуй, помозгуй. Ты у нас сообразительный парнишка. Прикинь варианты. Может, мне не выгодно отдавать тебя учёным головастикам — ведь этого ты боялся, верно? Угадал я? Ну, у них свой интерес, а у меня свой. Может, я просто хочу заполучить тебя в свою коллекцию. Может, мне нужно, чтобы ты перестал разыгрывать тут из себя хрен знает что и работал на меня с полной отдачей. Может, я хочу, чтобы ты был мне по жизни должен. Или прочно сидел на крючке. Или представь, что я пытаюсь тут сбить себе команду, а не просто заполучить батальон недоученной швали. А может, люблю, чтобы мои пешки испытывали ко мне благодарность. Выбирай сам — какой вариант тебе предпочтительней?

— Не знаю. Но вы рискуете быстро растерять свои пешки.

Мосин широко улыбнулся — глаза при этом остались холодными — и заметил:

— Такова игра.

* * *

Сектор медчасти, где работали с симбионтами, имел вторую категорию стерильности — об этом оповещали броские надписи на герметичных дверях. Я читал как-то, что первая категория — это помещения, куда человек вообще только в скафандре войти может. Обычные операционные имеют третью категорию, вторую — только нейрохирургические. Получалось, что подсадка симбионта приравнивалась медиками к нейрохирургии. Наверное, в этом была логика, если беспристрастно посмотреть; мне все эти предосторожности казались дикими и ненужными. Я не понял, откуда взялось и в какой момент захлестнуло меня жгучее, невыносимое нетерпение. Хорошо хоть удалось вовремя отследить это чувство, и теперь я давил его изо всех сил.

Только прохождение поэтапного санпропускника заняло минут сорок. После этого, похоже, на моём теле не выжило ни одного завалященького микроба — хорошо ещё, что выжил я сам. Бедные врачи, — подумал я — неужели они проходят эту процедуру каждый день?

Пришлось улечься в специальную капсулу — лицом вниз, уткнувшись в дыхательную маску — и терпеливо ждать, пока медики зафиксируют тело и облепят меня датчиками с ног до головы.

— Начинаем, — сказал кто-то. — Релаксант давайте.

Навалилась мягкая, обволакивающая тяжесть — даже моргать стало трудно, любое микродвижение будто вязло в ставшем непривычно плотным воздухе. Однако чувствовать я не перестал. В поле зрения находился только край маски, так что я лишь слушал: непривычные звуки, приглушённо доносящиеся голоса. Новый звук — звякнуло то ли стекло, то ли металл об стекло; моей шеи коснулось что-то прохладное.

— Спокойно, пациент.

Неужели я нервничаю?

Голоса сплетались в диалог:

— Контакт.

— Фиксируйте. Внедрение?

— Нет пока. Секундочку… Есть, пошло.

Я ощутил покалывание.

— Есть внедрение.

— Показатели?

— Норма.

— Динамика внедрения?

— Активная.

— Мониторинг?

— Норма. Даже давление не поднялось.

— Динамика?

— Активная. Пожалуй… Ох, ты ж! Попёрло как!

— Показатели?

— Ничего тревожного.

— Пациент, слышите меня? Как самочувствие?

Как они это представляют — говорить под релаксантом, да ещё с дыхательной маской на морде? Всё, что мне удалось — это промычать что-то неразборчивое. Врачей, впрочем, и такой ответ вполне удовлетворил.

— Ладно. Едем дальше. Динамика?

— Завершающая фаза. Все, готово. Надо же. Будто по проторённой дорожке.

— Снимаем показатели.

Меня мурыжили в капсуле ещё долго — мониторили и ждали, пока закончится действие релаксанта. Потом пересадили в кресло и подключили уже к другим приборам, гоняли какие-то тесты, светили в глаза; мучение это длилось и длилось, и я стал прикидывать, что полковник, когда заявлял, что ждёт меня через два часа, был чересчур оптимистичен. Наконец, разрешили встать, велели пройти по комнате, присесть, постоять с закрытыми глазами, дотронуться пальцем до носа и ещё что-то в том