- А отель, надеюсь, у вас есть? Ужасно хочется спать.
- И не один! Но, боюсь, найти номер в отеле сегодня шансов нет. У нас каждый год в августе проходит исторический фестиваль - собирается толпа народа в старинных костюмах, устраивает шествие по улицам, бои на мечах.
Сама Амели не особо любила такие мероприятия - ей казалось странным, что вполне себе современные мужчины и женщины (иногда с татуировками на всех частях тела, с раскрашенными в термоядерные цвета волосами, с кучей гаджетов в карманах) изображают из себя отважных рыцарей и трепетных принцесс. Но против такого праздника она ничего не имела - он привлекал в деревню туристов, а значит, приносил дополнительный доход местным лавочникам и владельцам гостиниц.
- А лошади? - полюбопытствовал Фернан.
- Сколько хочешь! - пообещала Амели.
- Круто! - одобрил он. - Только где же я буду спать? Ты пригласишь меня к себе?
Вопрос прозвучал двусмысленно, но она не смутилась. Она думала о другом. О том, что сказала бы мать и братья, и сестры, если бы она заявилась домой с мужчиной. Выгнали бы они его вон или все-таки разрешили бы переночевать в прихожей на коврике?
- Об этом не может быть и речи! - она строго ответила даже не ему, а самой себе. -Но и на улице я тебя не оставлю. Раз уж ты ничего не имеешь против лошадей, я отведу тебя к Жану. Это наш местный молочник - его ферма совсем рядом с деревней.
Ферма Жана Поризо встретила их веселым гомоном - по двору бегали собаки, в небольшом пруду плавали гуси и утки, кудахтали в загоне куры.
Сам Жан у сарая расчесывал гриву гнедому коню - тоже готовился к празднику.
- О, Амели! Не знал, что ты вернулась!
Ее тонкая рука утонула в его огромных ладонях.
- Я только сегодня приехала, - сообщила она. - Еще даже дома не была. Познакомься, это - Фернан Маршан, мой знакомый из Кале.
Поризо, прежде чем пожать руку Фернану, вытер свою о край фартука (по отношению к Амели такие церемонии он посчитал излишними). Сам Жан никогда не выезжал за пределы Эстена, и север Франции казался ему почти краем света.
- Не пустишь его переночевать? Гостиницы, сам знаешь, забиты под завязку.
Фернан отнюдь не был коротышкой, но Жан был выше его на целую голову и, минимум, в два раза шире. Лицо его - румяное, пышное, - осветилось улыбкой:
- У нас в доме тоже туристы. Но ежели вам не претит разместиться на сеновале над конюшней - милости прошу! Пятьдесят евро, и устроим не хуже принца! В другой день и за двадцать бы пустил, но, сами понимаете...
- Без проблем! - заверил Фернан.
Из дома была вызвана жена Жана Моник - такая же румяная и сдобная, как и он сам. Она показала, куда можно поставить мотоцикл и повела гостя в дом - кормить завтраком.
Амели помчалась в деревню.
Она остановилась на мосту (всего на секунду), вдохнула горный воздух - такой чистый, пьянящий. Пробежала мимо кафе, мимо булочной - тут уже пахло свежим хлебом, корицей и шоколадом. Задержалась у высокой лестницы церкви Сан-Флёре с устремленным в голубое небо шпилем.
Улочки в Эстене были неширокими, со множеством плавных поворотов. По обе стороны дома с шершавыми, выщербленными временем стенами, с широкими дверями с коваными кольцами-ручками.
Их дом тоже был старинным. Фамильный дом отца Людовика и Робера - мужчины, которого Амели видела только на фотографиях. Тот брак для Жаклин Бушар был выгодным и, как говорили, удачным. Говорили другие, не сама Жаклин - ее выдали замуж, не особо спрашивая ее мнения, и эту обиду она лелеяла всю свою жизнь. И когда муж погиб в горах, она решила, что с этих пор будет выбирать возлюбленных сама. И выбирала - правда, без особого успеха.
Мать встретила ее почти равнодушно - обняла, ткнулась в щеку тонкими шершавыми губами и тут же вернулась к тесту, которое месила в большой деревянной миске.
- На праздник приехала или совсем Париж надоел?
Из всех своих детей Жаклин любила только Лили и Этьена. Она родила их от Дидье Тома, служившего тогда дворецким в замке де Эстен, и до сих пор верила, что если бы того не обвинили в мошенничестве, то он женился бы на ней, и они бы до сих пор являли собой образец счастливого супружества.
Амели не ответила. Она и сама еще не знала. Сейчас ей больше всего хотелось выспаться. Она поднялась в спальню девочек - там царил идеальный порядок (Доминика была аккуратница и чистюля) - и едва коснулась своей подушки, уснула.
Обычно ей снились красивые сны - с драконами и принцами на белых конях. Принцы сражались с драконами и непременно их побеждали. Но сейчас не приснилось ничего.
Мать разбудила ее около полудня.
- Вставай, лежебока! Там тебя спрашивают.
Она вскочила, бросилась к шкафу, к зеркалу. Есть ли у Доминики что-то приличное? Своя одежда у Амели была в Париже. А то, что она купила для Ниццы, надеть в Эстене было немыслимо.
Мать буравила ее насмешливым взглядом.
- Не кипешуй - не королева пожаловала. Легран видала тебя и в халате.
Она застыла с коротенькой юбкой в руках. Значит, это не Фернан! Да и с какой стати он пошел бы искать ее, если они договорились, что она сама зайдет за ним перед началом шествия?
Так - с кислой миной на лице - она и спустилась в крохотную гостиную. Валери Легран ждала ее, сидя на старом, с протертой обивкой, диване. Лицо Валери было торжественно-печальным, и разочарование внутри Амели сменилось тревогой.
- Ах, Амели, как хорошо, что ты вернулась! Я боялась, что придется ехать за тобой в Париж, - мадемуазель Легран нервным жестом смахнула челку с изборожденного морщинами лба.
- В Париж? - осторожно переспросила Амели. - Зачем?
Валери встала и протянула к ней дрожащие руки.
-Ах, Амели, мы получили сообщение!
Откуда, спрашивать было не нужно. Амели почувствовала, как подкашиваются ноги, и опустилась на диван.
- Но что им нужно от меня сейчас? Восемнадцать мне исполнится только в конце декабря.
На глазах Валери блеснули слезы.
- Они хотят, чтобы ты оказалась у них раньше. Не знаю, почему. Думаю, они боятся, что ты поступишь так же, как Розамунда пятьдесят лет назад. Они решили, что ты должна дожидаться своего восемнадцатилетия у них.
Амели была слишком потрясена, чтобы что-то сказать в ответ.
Мадемуазель Легран села рядом, погладила ее по плечу.
- Когда? - прохрипела Амели.
- Завтра вечером, - всхлипнула Валери.
- А они не думают, что