В общем, дорога произвела на меня самое сильное впечатление, и к отелю я подъезжала в настроении приподнятом и возбужденном. Добравшись до гостиницы в Джихангире, где для меня был забронирован номер (к моей радости, на этот раз обошлось без сюрпризов), я связалась по телефону со своим издателем, выслушала его пространные извинения и объяснения произошедшей накладки. А еще узнала, что этим вечером в ресторане «Салтанбейли», что находится в трех шагах от моей маленькой гостиницы, возле небольшой старинной мечети, пройдет организованное издательским домом скромное мероприятие, где меня представят всем нужным людям и со всеми перезнакомят. Выходило, что я попала с корабля на бал. Что ж, отдыхать с дороги времени не было, и я поспешно принялась копаться в своем чемодане, отыскивая, что бы такое надеть на званый ужин.
Больше всего на организованной издательством вечеринке меня заинтересовали дивные блюда турецкой кухни. Кюфте – крошечные мясные котлетки, сводившие с ума своим ароматом, свежие и поджаренные на гриле овощи, долма, рис, лепешки… Увлеченно пробуя новые и новые яства, я вполуха слушала распинавшегося передо мной издателя. Он иногда исчезал ненадолго, но только для того, чтобы подвести к моему столику одного из гостей. Каждому из них он церемонно представлял меня и, как мне казалось, несмотря на незнание языка, в представлениях этих сильно преувеличивал мои заслуги. По крайней мере, после его пышных речей лица у всех, с кем меня знакомили, уважительно вытягивались, и они начинали таращиться на меня с этаким опасливым любопытством, как на экзотическую зверюшку. Не знаю, что именно внушал приглашенным на вечеринку издатель – может, что им посчастливилось свести знакомство с новым европейским Львом Толстым, – но я быстро поняла, что присутствовала здесь в качестве свадебного генерала, роль которого заключалась в том, чтобы одним своим видом подчеркивать значительность фигуры издателя. Если он на дружеской ноге с такими маститыми классиками современной литературы, каков же должен быть его собственный вес!
Кстати, о весе. Настал момент, когда я устала от этой ярмарки тщеславия и осознала, что больше не могу проглотить ни кусочка, какими бы соблазнительными ни были блюда, которые еще не успела попробовать. Я попыталась незаметно переместиться к бару и поднять себе настроение старым испытанным способом, как вдруг, не пройдя и двух шагов, невольно охнула от резкой боли в ступне. Показалось, будто на мою несчастную ногу обрушилась одна из башен монументального дворца Топкапы, в который меня пообещали завтра свозить на экскурсию! Обернувшись, я поняла, что ступню мою в самом деле придавила башня, хотя и не столь древняя. Это была нога – такая внушительная, что очертаниями и в самом деле напоминала мраморную колонну. Принадлежала же она женщине до того странной на вид, что я на секунду даже позабыла про невыносимую боль, засмотревшись на диковинное зрелище.
Даме, расположившейся на моей ступне и, судя по всему, чувствовавшей себя абсолютно комфортно, на вид было около сорока. Роста она была невысокого, но статями при этом обладала такими мощными, что вся ее фигура напоминала кубик из детского конструктора. Массивные плечи, гигантский бюст, каким-то диким образом сразу переходящий в колени, пухлые круглые ручки, унизанные кольцами, – все это было окутано темными, колышущимися при каждом движении шелками, увешано мерцающими в полутьме зала броскими украшениями, и только ноги женщины, одна из которых сейчас причиняла мне такую душераздирающую боль, оказались обуты «не парадно» – в растоптанные сандалии, из которых торчали ее большие пальцы с накрашенными ярко-красным лаком ногтями. Наверное, втиснуть эти монументальные конечности в туфли, да еще проходить в них весь вечер было непосильной задачей.
Несмотря на внушительные объемы, женщина вела себя очень ретиво. Она вертелась среди столиков, кого-то высматривая, бурно жестикулировала, и от этого непрекращающегося «танца», в котором безостановочно трепыхалась ее фигура, впечатление, создаваемое ею, становилось еще более нелепым. Я несколько раз пыталась привлечь ее внимание и освободиться от навалившейся на меня тяжести, но сделать это оказалось непросто. Женщина, слишком занятая бурным общением, не обращала на меня никакого внимания, а выдернуть ступню самостоятельно было невозможно – я проверила. В конце концов, наплевав на правила вежливости, я довольно ощутимо хлопнула ее ладонью по плечу (легкие касания она игнорировала) и гаркнула по-английски ей прямо в ухо:
– Мадам, вы отдавили мне ногу!
– А? Что?
Колоссальная женщина пришла в волнение и начала топтаться на месте, отчего моей несчастной ступне пришлось совсем уж туго. Я на секунду задумалась – покроет ли моя туристическая страховка лечение перелома здесь, в Турции? Потом представила, как мне придется ковылять по всем местным достопримечательностям на костяной ноге, и взвыла еще громче:
– Вы на мне стоите, любезная!
Тут она наконец сообразила, в чем дело, и отскочила в сторону. У меня аж слезы выступили от облегчения. Я осторожно пошевелила пальцами ноги, дама же принялась многословно извиняться на отвратительном английском и так эмоционально расшаркиваться, что я побоялась, как бы меня не снесло этим темпераментным бульдозером, и поспешила, прихрамывая, улизнуть в другой конец зала. Но там, как оказалось, меня поджидало новое испытание.
Должна признаться, я никогда не влюблялась в актеров. Даже в раннем подростковом возрасте, когда все мои сверстницы вздыхали по какому-нибудь экранному красавцу, орошали слезами плакаты с его изображением и писали чувственные письма. Иногда, если речь шла о соотечественнике, они ходили на его спектакли, садились в первый ряд, а потом горячо доказывали всем, что герой их девичьих грез, разумеется, рассмотрел их со сцены и именно к ним обращал свой пламенный монолог в третьем действии. Мне все эти пылкие юные восторги были чужды, и к увлечениям одноклассниц я относилась с присущим от природы сарказмом.
– Ты пиши, пиши, – говорила я очередной трепетной деве, кропавшей послание Микеле Плачидо. – А то он, наверное, заждался, бедный. Каждый день бегает почтовый ящик проверять – почему же от Дергуновой из шестого «Б» ничего не слышно?
Что тут сказать… Никогда не стоит соревноваться в тонкости чувства юмора с судьбой! Особа она страшно ревнивая, и за все твои жалкие шуточки однажды отплачивает таким феерическим шоу, что зарекаешься когда-либо высмеивать чужие странности.
Итак, страсть к актеру, счастливо миновавшая меня в подростковом возрасте, догнала меня во вполне уже зрелые и, можно даже сказать, многоопытные тридцать семь. Незадолго до запланированного визита в Турцию я, посчитав, что мне перед поездкой необходимо приобщиться к современной турецкой культуре, чтобы в разговорах с издателем не чувствовать себя неуютно, посмотрела несколько вышедших за