– У вас такие высокие моральные устои? – сыронизировал он.
– Мои моральные устои – самые что ни на есть низкие, – лучезарно улыбнулась я в ответ. – Но я не торгую своим телом. С кем и когда ложиться в постель, я решаю только сама.
– Меня это полностью устраивает, – не стал продолжать словесную дуэль Ортэго.
– Рада, что мы поняли друг друга. – Еще одна лучезарная улыбка. – Кстати, в этой связи еще один вопрос. Вправе ли я изменять вам в течение этого месяца или же в мои обязанности входит играть роль абсолютно верной супруги?
Забавно. Ортэго колебался. Он явно не знал, что мне ответить.
– Пожалуй, стопроцентная верность не требуется, – через силу, словно по-прежнему не избавившись от сомнений, проговорил он затем. – Достаточно будет избегать огласки и действовать в меру осторожно – как поступают все.
Я отвела взгляд, скрывая таким образом пробудившееся любопытство. Казалось бы, самым естественным в этой ситуации было бы ответить: «Конечно, я настаиваю на стопроцентной верности». Нет, нельзя сказать, чтобы моральный облик супруги являлся ключевым фактором в продвижении по политической карьерной лестнице. Тут было важно другое – профессиональные навыки, ораторское искусство, опыт и – превыше всего – те самые связи, об установлении которых и беспокоился в данный момент молодой граф. И тем не менее почему бы не добавить себе лишний плюс в качестве репутации главы идеального семейства? Н-да, что-то тут нечисто. В принципе, тем лучше для меня. Голод на протяжении целого месяца не идет на пользу хрупкому женскому здоровью. Однако следует учесть такую странность. Чего-то этот Ортэго определенно недоговаривает. Хотя чего еще ожидать от дипломата?
– Как вы собираетесь объяснить обществу последующее исчезновение вашей супруги? Отправите ее навестить родственников в Ристонии, а затем получите печальное известие о ее безвременной кончине? – Мои губы изогнулись в ироничной ухмылке.
– Вероятнее всего, да, – подтвердил Ортэго. – Впрочем, я еще над этим думаю. Существует менее драматичный вариант: я могу получить развод.
– Это очень сложно, – не одобрила альтернативу я.
– Сложно, но осуществимо, – не согласился Ортэго. – Я сумею представить дело так, чтобы мне поверили. Я опасаюсь другого: что слухи дойдут до тех, кто якобы давал мне разрешение на развод. Выйдет, мягко говоря, неловко. Конечно, высшее духовное собрание заседает не в Эрталии. И все-таки определенный риск существует. Одним словом, я еще раздумываю над этой проблемой. Но я ее решу.
И все-таки он темнит. Определенно что-то скрывает. Нет, это не повод отказываться от дела, но мне придется быть осторожной. Такие клиенты бывают порой плохо предсказуемы.
– Ну что ж. – Я небрежно погладила по голове ящерицу-чернильницу. – В таком случае теперь ваш черед, лорд Ортэго. Я вижу, вас что-то смущает. Что именно?
Граф одобрительно хмыкнул. Его удивление заставило меня улыбнуться. Да, я хорошо разбираюсь в мимике. И отнюдь не интуитивно. Можно сказать, я обучалась этому искусству профессионально, хотя ни в одном институте благородных девиц таких уроков, разумеется, не дают.
– Как мне следует говорить – максимально вежливо или предельно откровенно? – ухмыльнувшись, осведомился Ортэго.
– Разумеется, откровенно, – откликнулась я. – Мне необходимо знать, что вас беспокоит. А умеренную невежливость я как-нибудь переживу.
– Ну хорошо. – Граф согласно склонил голову. – Видите ли, мне рекомендовали вас как высококлассного и редкого специалиста, который сумеет идеально справиться с такой задачей. Меня заверили, что вы без труда вольетесь в высшее общество и даже в присутствии самого короля станете вести себя как рыба в воде. Но я смотрю на вас, и, простите… мне сложно в это поверить. Вы слишком не похожи на светскую леди. У вас совершенно другие манеры, и даже одежда… Простите, но, говоря откровенно, вы выглядите скорее как синий чулок.
Я позволила себе короткую ухмылку. В том, чтобы бросать взгляд на собственную одежду, не было нужды: я и так отлично представляла свой нынешний образ. Длинное строгое темно-синее платье с узкой юбкой и верхом, сшитым наподобие мужского жилета. Разумеется, с добавлением рукавов, тоже узких и длинных, увенчанных ничем не примечательными манжетами. Синий чулок? Конечно. К слову, чулки к этому платью действительно прилагаются синие – а какие же еще?
– Простите, граф, мне надо отлучиться на несколько минут. – Я виновато улыбнулась. – Надеюсь, вы не будете возражать? Не скучайте, чувствуйте себя как дома.
Я окинула комнату беглым взглядом, приглашая посетителя осваиваться. Ненадолго задержалась на портрете узколицего мужчины в парике. Художник, у которого я приобрела эту картину, рассказывал, что использовал в качестве натурщика первого попавшегося нищего, которого одел в костюм аристократа. Дескать, он с кем-то поспорил, что портрет, нарисованный с ряженого нищего, ничем не будет отличаться от портрета благородного человека. Спор он выиграл. А нищему заплатил за работу бутылкой дорогого коньяка. Эта история настолько меня позабавила, что я не смогла пройти мимо картины. Приобрела ее, повесила в своем доме и, когда посетители интересовались, является ли этот респектабельный мужчина моим предком, многозначительно улыбалась.
В кабинет я вернулась минут через десять. Ослепительно улыбнулась ошарашенному Ортэго, как раз стоявшему напротив портрета, подбежала к нему на носочках, описав по комнате полукруг в подобии танца, и, взяв его под руку, прощебетала:
– Дорогой, я только что получила письмо от кузины Лизетты! Ты знаешь, она в полном восторге от той шкатулки, которую мы подарили ей на именины! Пишет, что все ее подруги, увидев эту вещицу, зеленеют от зависти.
Я весело рассмеялась, поведя оголенными плечиками. Ортэго по-прежнему таращил глаза. Высокая прическа, из которой игриво выпадал один темный локон, открывала взгляду изящную шею. Белое платье, расшитое крупными цветами модного светло-коричневого оттенка, облегало высокий бюст и осиную (не без помощи корсета) талию, а затем, расширяясь книзу, спускалось почти до самого пола. Квадратное декольте было настолько глубоким, насколько позволяли приличия (то есть весьма), лишь едва прикрывая корсет. «Лодочки» на высоком каблуке максимально обнажали стопу, как и было принято в высшем свете. В руке я держала роскошный белоснежный веер, состоявший из длинных пушистых перьев.
– Еще она пишет, что все до сих пор вспоминают изумрудное колье, которое ты подарил мне на свадьбу. Арман, пожалуйста, – я молитвенно сложила руки, – пожалуйста, подари мне серьги к этому колье!
– Но, дорогая, – снисходительно улыбнулся Ортэго, вступая в игру, – у тебя ведь уже есть изумрудные серьги!
– Да, но это совсем не то. – Я обиженно поджала губки, а затем наклонила голову и улыбнулась, прикрывая подбородок, что на языке веера являлось знаком кокетства. – Те серьги совсем другие. А я уверена, что твой ювелир сможет сделать намного лучше.
– Ну хорошо. – Ортэго страдальчески вздохнул, после чего рассмеялся. – Раз ты так хочешь, закажем тебе новые серьги.
– Дорогой, ты – чудо!
Мой веер раскрылся в знак одобрения. Встав на цыпочки, я поцеловала графа в щеку. От него пахло весьма приятным парфюмом.
– Ну как, вы удовлетворены? – осведомилась я, отходя к столу и резко меняя тон.
– Более чем, – склонил голову Ортэго.
– Прошу вас.
Я жестом предложила ему садиться и тоже вернулась на свое прежнее место за столом.
– Что ж, в таком случае, давайте теперь обговорим материальную сторону дела, – бодро предложила я. – Я готова принять ваше предложение, и это будет стоить пятьсот золотых. Плюс расходы.
– Сколько?!
Я совершенно бесстрастно наблюдала за тем, как глаза Ортэго расширились, а затем полезли на лоб.
– Но это же целое состояние! – возмутился граф.
– Не для такого человека, как вы, – возразила я, по-прежнему не впечатленная его реакцией. – К тому же вы сами сказали, что я – редкий и высококвалифицированный специалист. Мои услуги стоят дорого. А ваше дело не такое уж простое. Придется все бросать, ехать за границу. Очень тщательно готовить легенду – так, чтобы она сработала, даже если меня захотят проверить весьма серьезные люди. Как ни крути, присутствие во дворце короля и наследника усложняет работу и существенно увеличивает риск. Если обман раскроется, за такое, сами понимаете, по головке не погладят.
Ортэго смотрел на меня довольно-таки кисло. Он понимал: все, что говорю, разумно, но все еще не мог смириться с названной мною суммой.
– К тому же жизнь нынче недешевая, а я, как видите, привыкла жить хорошо, – ничуть не стесняясь такого признания, добавила я и в знак подтверждения указала на ящерицу – пример моей любви к дорогим вещицам. – Нет, конечно, вы можете отправиться на Каштановую улицу и снять там первую попавшуюся девицу, – усмехнулась я. – Она возьмет с вас за весь месяц не больше двадцати золотых, причем за эти деньги