Наша четырехмесячная дочь неожиданно беспробудно уснула до утра, будто понимая, что сейчас некому ею заниматься. Старшего сына забрала к себе домой соседка Лена, где он увлекся игрой с ее детьми и остался на ночь.
Вспоминая, в какой мощный круг заботы и поддержки в тот день попали, мы с мужем до сих пор ощущаем ком в горле и слезы на глазах – от благодарности: «Я узнал, что у меня есть огромная семья…»[7]
Кстати, последнюю воду убрала приехавшая в полночь ассенизационная машина, в народе именуемая просто «говновозка», – единственная, до водителя которой удалось дозвониться в субботу вечером.
В итоге воду мы откачали. Подвал высушили, а заодно вывезли груды хлама и мусора, до уборки которых никогда не доходили руки. Под снятой пластиковой обшивкой стен оказался красивый кирпич. Смеемся: теперь у нас подвал в стиле лофт. Отработала себя и страховка на дом, которую мы ежегодно оплачивали до этого.
Чтобы ничего подобного не повторилось, позже совместно с соседями мы вырыли вдоль улицы отводную канаву и положили заградительные борта. Теперь водная стихия не страшна. Спасибо, Господи, что взял деньгами.
С одной стороны, это дорогой урок, а с другой – бесценный. Потому что в тот момент, когда подвал затапливало водой, а нас с мужем – адреналином, связь с соседями, пришедшими на помощь, не позволила провалиться в оцепенение. Мы знали, что не одни, нас не бросили, люди рядом.
Именно сопричастность, связь с окружающими или некой духовной сущностью – Богом, Вселенной, Матерью Землей, родом – является нитью, благодаря которой мы возвращаем себе чувство безопасности.
Нам крайне важно ощущать свою принадлежность к чему-то большему – и держаться за эту связь.
Зачем нужна вера (хоть во что-нибудь)
Было время, когда я будто утратила связь с миром. Не в том смысле, что не понимала, кто я и что делаю, а в том, что находилась в состоянии абсолютной невключенности и невовлеченности в происходящее вокруг.
Это было ново: я считала, что у меня хороший контакт со Вселенной. По жизни легко находила и «читала» ее знаки и почти не удивлялась совпадениям и чудесам. Ощущала себя одним из персонажей «Сказок Старого Вильнюса»[8] – любимым ребенком Бога, немножко волшебницей, немножко юродивой, но сохраняющей адекватность и здравый смысл.
А потом… Будто что-то сломалось. Я погрузилась в психологию, изучала когнитивно-поведенческую терапию, много читала о критическом мышлении – и мир перестал со мной говорить. То, что раньше было увлекательной игрой с пространством, в научной модели мира превратилось в «когнитивные искажения». То есть ошибки мышления, а не чудеса.
Мне стало неловко использовать в своих текстах слово «Вселенная», а тем более говорить о какой-то с ней «связи».
Что ж, это был интересный опыт духовного одиночества, но я больше не хочу его повторять.
Доказательная психология держала в тонусе ум, но совершенно не питала душу. Не было в ней такого необходимого диалога с пространством. Ответов, рассыпанных тут и там, вместо тех искусственных, что стояли ровными рядами на книжной полке.
Не было таких спасительных в сложные времена связей и ниточек, держась за которые можно не только не упасть, но и выйти к свету.
А что было? Ощущение, будто меня разобрали на атомы. Объяснили, что происходит в мозге в тот или иной момент, выдали перечень когнитивных заблуждений на двух листах – и оставили лежать на холодном столе под лампами в операционной.
Но дело в том, что мы всегда ищем связь. Как говорил тот же Стивен Порджес: «Человеку свойственно стремиться не просто к безопасности, а к безопасности, которую можно ощутить в объятиях другого человека»[9].
Если же обняться не с кем, мы стремимся почувствовать связь с чем-то большим, чем мы сами, – и оказаться под защитой этой силы. Мы хотим верить, что Бог нас любит, а Вселенная – щедра и добра к нам.
Потому что, когда мир рассыпается на куски, стройные научные теории не спасают.
Слова превращаются в бесполезное нагромождение букв: ты все можешь себе объяснить, но совершенно не понимаешь, что с этим делать. Особенно когда внутри звучат сирены и страшно до ватных ног.
А молитва – дает надежду. Маленькая, безыскусная, всего на два слова вроде «Спаси и сохрани». Но вы ее повторяете, как заведенные, и это помогает не умереть от отчаянья. И схватиться хоть за что-то в ситуации, когда держаться не за что вообще.
В такие моменты мы состоим из веры и надежды даже больше, чем из воды.
В такие моменты мы верим, что наши действия могут быть оберегами. Верим так, как верят дети – чисто, искренне, всей душой. Верим, потому что хотим в это верить – здесь и сейчас, на краю обрыва и безумия.
Кто-то окуривает комнату пало-санто и белым шалфеем, зажигает свечу, умывает лицо святой водой. Кто-то читает псалтирь, снимает обувь и ходит по земле босиком, едет в лес и там громко-громко кричит, пугая соек.
Важно не отбирать – у себя и у тех, кто рядом, – эту возможность, не разрушать веру. Не выбивать эту опору, если нечего предложить взамен равноценного по силе поддержки.
Потому что есть периоды, когда самокопание и разговоры про смыслы как мертвому припарка. Времена, из которых сначала нужно выплыть и нащупать под ногами твердую землю, а уже потом разбираться, для чего они были даны и чем мы в них приросли, что из них для себя взяли, ценность чего обнаружили.
А пока нам плохо, страшно, тревожно и непонятно, не зазорно себе помогать чем угодно. Любым, что делает нас сильнее, не убивая.
Так или иначе, мы всегда пытаемся найти объяснение происходящему, внутреннюю логику событий. И если сейчас адский ад, потому что ретроградный Меркурий, это переносится легче. Поскольку есть надежда, что тяжелый период – будь то неделя или месяцы – закончится: сменится фаза Луны, число года, Плутон перестанет топтаться на границе Козерога и Водолея, Сатурн и Нептун уйдут из Рыб, утихнут гравитационные волны от затмений.
И в этой внешней предопределенности, в нащупанной лежащей где-то впереди поворотной точке к лучшему много успокоения.
У нас в доме для таких случаев есть постер с фразой: «Просто такая серия». Сценарист был в дурном настроении, у Бога тоже бывают плохие дни. Но, если пережить, перетерпеть, доползти до титров и новой границы дня, обстоятельства изменятся, непонятное прояснится, откроется второе дыхание, и вообще – станет наконец-то чем дышать.
Такое взаимодействие с реальностью гораздо целительнее, чем мысли о собственной покинутости и никому-не-нужности. Мир, в котором никому до тебя нет дела, – очень страшный мир. Вера же во что-то большее дает такую необходимую связь и ощущение себя не винтиком, но частью прекрасной мозаики, божественного витража.
Однажды, укладываясь спать, мой маленький