– Да, спасибо, я такой и хотела. – Кира улыбнулась пошире. – Но не надо было. Он же дорогой.
– Перестань. – Мама нахмурилась. – Пойду я спать, глаза слипаются. – Поднялась было, но села обратно. – Ты еще ребенок, Кирюш, и мы должны тебя радовать подарками. Так что радуйся. – Уголки губ чуть дрогнули, на ответную улыбку сил не хватило. – Дедушка бы сказал, зайчик принес.
Поднялась и выскочила в коридор раньше, чем Кира успела ответить. Вода в ванной снова зашумела. Теперь точно плачет, поняла Кира. И сама долго потом ворочалась в постели, вспоминая про зайчика.
– Уже первые пятидесятисекундные ленты заложили основу сегодняшнего многообразия кино, – подвел итог Игорь Саныч. – О документальных и игровых опытах Люмьеров мы поговорим во второй части нашей лекции, встретимся через двадцать минут.
«Уже выезжаю», – набрала Кира, впихнула в сумку блокнот и направилась к выходу.
– Штольц, – окликнул ее Игорь Саныч. – Вы сегодня похожи на французскую актрису. Помните «Полночь в Париже» Вуди Аллена? Она там играла подругу Коко Шанель, если я не запамятовал. И бывшую любовь Модильяни.
Подсвеченный из окна сентябрьской желтизной, он сам был так фактурен, хоть бери и снимай, только камеру Кира продала.
– Марион Котийяр, – вспомнила Кира. – Она же красавица! Если мы и похожи, то только прической.
– Дело не в красоте, дело в харизме, – рассмеялся Игорь Саныч. – Не забудьте про консультацию!
– Не забуду, – пообещала она.
Между «не забыть» и «все-таки прийти» лежала пропасть размером в один зайчик.
⁂Коридор казался бесконечным. Они все шли по нему и шли. Под ногами скрипел битый кирпич, от стен расходилась стылая влага, в этой разрухе и темени просто невозможно было согреться – солнце не проникало во внутренние помещения, терялось между забитых провалов окон, вязло в слоях пыли. Кира осторожно переступила через гнутый прут, торчащий из пола затейливой дугой, и потрогала влажный скос двери, ведущей в заваленную мусором комнату – то ли кабинет, то ли палату, уже не разобрать. Самой двери, конечно, не было. Ее, наверное, утащили сразу, как стройку заморозили. И мебель, которую успели завезти в законченные корпуса, и проводку, и трубы, и все, что не было приколочено, а потом утащили и приколоченное тоже.
Изнутри больница выглядела не мрачной, а мертвой. Совсем не жуткой, скорее жалкой. Утонувшая в грязи и сырости, заброшенная и загаженная постройка, которой суждено было стать местом спасения, да не срослось. Что снимать в ней, совершенно обычной и полупустой, Кира никак не могла сообразить. Но Костик вел их с упорством археолога, поймавшего след реликтового черепка.
– Сейчас мы выйдем к лестнице на второй этаж, – говорил он на ходу. – Там планировалось размещать поступивших в приемный покой больных, – замолчал, глянул через плечо. – В 1985 году здесь был развернут первый охранный пост.
– А почему здесь? – спросил Южин.
Он, как приклеенный, не отставал от провожатого. Тарас шел следом, аккуратно подсвечивая их со спины, – ловил кадр. Оборачивался на Киру – мол, нормально все, пойдет? Кира пожимала плечами: пойдет, наверное, кто ж его знает, заказчика этого?
– Чтобы блокировать проходы к лестнице, – объяснил Костик. – Смотрите под ноги, пожалуйста. Может торчать арматура.
Железные прутья и правда торчали из раскрошившихся ступеней. Кира представила, как запинается ногой об отколовшийся кусок бетона и летит прямо на арматуру, всем весом насаживается на нее боком и пробивает печень. Успеет ли она истечь кровью до того, как сюда приедет скорая помощь? Во рту тут же стало противно, будто Кира лизнула старый железный ключ.
– Ворон не считай, – шепнул Тарас и ободряюще улыбнулся.
Его улыбки хватило, чтобы кислый привкус во рту исчез. Тарас умел улыбаться открыто и ясно, совсем не так, как можно было от него ожидать. Даже ямочки на щеках появлялись, но теперь их скрывала борода. И когда только успел ее отрастить? Борода эта кололась под пальцами, когда Кира решалась до нее дотронуться. Если решалась. Казалось бы, ну что такого? С первого класса за одной партой сидели, пихались локтями, сталкивались коленками. А теперь в груди стискивало, стоило только потянуться рукой к заросшей щеке.
Кира проскочила через две ступени и остановилась на площадке между этажами. Внизу звякнуло что-то металлическое и покатилось по бетону. Костик вскинул руку, остальные замерли. Даже Тарас, высящийся над хилым проводником, как старшеклассник над карапузом из продленки. Звук отдалился и затих.
– Там кто?.. – окликнули их и тут же затихли, только эхо отзеркалило голос, смяло его и понесло по нижнему этажу: «Там?.. Кто?..»
– Мы здесь не одни? – громким шепотом спросил Южин.
– Это сторож, – не разлепляя губ, пробормотал Костик. – Но я договорился, он за нами ходить не будет.
– А другие где? – скривился Южин и выплюнул, как ругательство: – Сталкеры эти ваши.
Костик глянул на Южина абсолютно прозрачными глазами, будто рыба в контактном аквариуме – заплати сто рублей, и сможешь покормить.
– Я же обещал. Поведу туда, где другие не ходят.
Южин дернул щекой – гладко выбритой и ровненькой, ни единого прыщика, и это бесило Киру даже сильнее, чем его ядовитый тон.
– Хватит тут торчать, – бросила она и первой зашагала по лестнице, остальные двинулись следом, пока внизу больше ничего не лязгало и не катилось.
Второй этаж мало чем отличался от первого – все те же пережеванные бычки, пустые бутылки и смятые банки, пакетики из-под рифленых чипсов со вкусом глутамата натрия.
– Надо поснимать, – озабоченно озираясь, сказал Тарас.
– Мусорку? Тут нечего снимать. – Кира поддела кроссовкой ближайшую сигаретную пачку и пнула в угол. – Тут нечего снимать, – повторила она громче, но поворачиваться к Южину не стала. – А я вас предупреждала.
– Снимайте что есть. – Южин присел на корточки и провел рукой по узору, нарисованному темным маркером прямо на полу. – Его, например.
– Это знак «Нимостора», – откликнулся Костик, но объяснять не стал.
Кира подошла ближе, наклонилась. Кривоватые буквы цеплялись друг за друга боками. Кто-то определенно пытался нагнать жути, но готический стиль у него не удался.
– Я про них читал, – вспомнил Тарас, подключая фонарик к камере. – Местные сектанты…
– Идиоты, которые тут кошек резали, – проворчала Кира. – Но кадр хороший. Руки не убирай, – попросила она Южина.
– Да, пусть будут, – согласился Тарас. – Только пальцы немного согни. – Южин неуверенно сжал кулак. – Не так… Кир, помоги ему!
Кира нехотя дотронулась до руки Южина, распрямила его ладонь, чуть согнула указательный и безымянный пальцы.
– Так?
– Да, сойдет, – кивнул Тарас. – Из кадра выйди.
Она поднялась и юркнула в сторону. На ощупь рука Южина оказалась шершавой и горячей. Пока Тарас снимал его, сидящего на корточках у нелепого сектантского знака, Кира терла ладонью о джинсы, чтобы прогнать ощущение прикосновений чужой кожи, костлявых пальцев и колючей корочки у сорванного заусенца.
– Там будет лучше, – шепнул ей Костик.
– Где?
Тот медленно моргнул, его тонкие ресницы были такими длинными, что почти касались белесых бровей.
– Пойдемте, – позвал он остальных и, не дожидаясь, пока Тарас спрячет