В нашем замке имелся огромный бальный зал. Когда я была маленькая, всегда приходила сюда, кружилась, раскинув руки, и представляла себя принцессой. Хотя зачем принцессой? Лучше сразу королевой. Иногда заставляла Эда становиться моим королем, но он не хотел танцевать со мной, а хотел сражаться. И я убегала сражаться с ним. Мы ведь единое целое.
А сейчас идти в бальный зал не хотелось. Я чувствовала себя глупой в пышном голубом платье с серебристым кружевом, украшавшим подол, в длинных бледно-голубых перчатках, с белыми цветами, вплетенными в волосы. Этот внешний лоск был так чужд моей натуре, как солнечной погоде чужд снежный буран. Но я — Тиана Аттеус. Это ко многому обязывало. И если в обычный день мне многое сходило с рук, то сегодня я должна быть идеальной дейриной. Эдакой статуэткой на полочке.
— Ты прелестна, сестрица, — перехватил меня Эдгар.
Я изучала его темно-синий сюртук с золотыми пуговицами, очень напоминавший военный мундир, жилет бледнее тоном, черные штаны.
— Выглядишь как профессор. — Я оглянулась по сторонам и щелкнула брата по носу.
— Да ну тебя! — возмутился Эд. — Ника не видела?
— Может, он где-то прячется с книжкой?
Мы тихонько рассмеялись, Эд подал мне руку и повел в бальный зал. Вопреки прогнозам, младший брат нашелся. Он выбрал для костюма более светлые тона, приближенные к его любимому серому. Ники у нас вообще был в доме островком спокойствия. Если и оставалось в замке Аттеус что-то стабильным и неизменным, так это мой младший брат.
— Попался! — подкралась я к нему.
— Тиана, — поморщился Ник. — Красивое платье.
— Платье? А я разве нет?
И покружилась перед ним.
— А ты вредная.
Младший братишка улыбнулся и едва увернулся, чтобы не получить такой же обидный щелчок по носу, как и старший. Но мы тут же притихли, потому что появились папа с мамой. Когда я видела, как они танцуют вдвоем, в груди разрасталось что-то большое и нежное, как сахарная вата. Они будто не видели никого в этом зале: ни нас, ни гостей. Только друг друга. Я не понимала, как можно настолько любить кого-то. Как можно растворяться в своих чувствах. Наверное, поэтому и не торопилась замуж. Зачем? Если нет никого, на кого бы хотелось смотреть так, как мама смотрит на папу: в черном военном мундире, с первой сединой в темных волосах, но такого красивого.
— Выглядишь мечтательной, — заметил Эд. — Теряешь хватку.
— Ну тебя, — шикнула я на брата, а в следующем танце закружилась с ним. Свой первый танец всегда отдавала Эду, а потом уже можно было танцевать с кем угодно и сколько угодно. Тем более желающих хватало. Правда, папа их опередил.
— А со мной ты уже танцевать не хочешь? — спросил он с улыбкой.
— Конечно, хочу. — И тут же протянула ему руки. И стало спокойно-спокойно, будто все гости остались далеко.
— Ты прекрасна, — сказал отец. — И повезет тому, кого ты выберешь в мужья.
— О нет! Ему не повезет, — с уверенностью ответила я папе. — Он просто ошалеет от счастья.
— Глупышка.
Может быть, может быть. Потом потянулась череда кавалеров, пустые разговоры, обычная вежливость. Уже было около одиннадцати часов вечера, когда в зал спешно вошел управляющий замка и подозвал отца. Он протянул папе какой-то конверт. Отец пробежал глазами по строчкам — и нахмурился. Дурные вести?
Он вышел в центр зала, музыка стихла.
— Дэи и дейры, — обратился отец к собравшимся, — только что я получил известия из столицы. Враг у наших границ. На этот раз это не только люди, но и мертвые, потому что наш враг — некромант. Его величество Осмонд призывает нас на защиту родины.
Раздались сдавленные возгласы. Люди оглядывались, пытаясь осознать услышанное, а я пробралась к Эду и сжала его руку.
— Слышал? — спросила шепотом. — Некромант!
— Слышал, — угрюмо ответил брат.
Конечно, на этом праздник можно было считать завершенным. Гости разъезжались по домам. Я никак не могла дождаться, когда последний экипаж скроется за воротами, но все рано или поздно случается. Случилось и это.
— Жду вас в кабинете, — сказал отец, шагая обратно в замок.
Я побежала в свою комнату, чтобы служанки помогли переодеться, и поспешила к отцу. С Эдом мы столкнулись у самых дверей. И снова Ник нас опередил. Вот проныра! Родители уже были здесь. Я слышала их тихие голоса.
— Это безумие какое-то, — говорила мама. — Зачем Илверту нападать на Изельгард? А от Ника никаких вестей?
— Сама знаешь, что никаких. И я понятия не имею, как это могло получиться. Постараюсь узнать.
— Боги, Эри, ладно живые люди, но мертвые? Кем надо быть, чтобы потревожить их покой?
— Видимо, мы слишком давно не видели Ила, Эмми. Что-то случилось. Надо узнать, что именно.
Эд постучал в двери, и мы вошли в кабинет отца. Папа хмурился. Он сидел за столом, и перед ним лежало злосчастное письмо.
— Присаживайтесь, — сказал он. Мама осталась стоять у окна. — Слушайте меня, дети. Эдгар, Осмонд призывает тебя на поле боя. Утром ты отправишься в столицу. Ник, пока остаешься здесь. Я же организую оборону замка — никто не знает, куда ударит враг — и поеду… выяснить некоторые обстоятельства.
— Я поеду с Эдом, — тут же заявила отцу.
— Нет, Тиана. Об этом не может быть и речи.
Его лицо тут же посуровело.
— Но почему? — Вскочив, оперлась руками на его стол. — Я боевой маг, я всю жизнь училась сражаться и могу драться наравне с мужчинами. Ты знаешь сам.
— Война — не женское дело, Тиа, — угрюмо отвечал папа. — Ты будешь нужнее здесь, рядом с матерью и братом. Хватит того, что воевать будет Эд и, скорее всего, я сам.
— Папа!
— Я сказал нет!
И отец хлопнул по столу раскрытой ладонью. Это означало высшую степень раздражения.
— Эд, мы с матерью поможем тебе собраться, — уже спокойнее сказал он. — Тиа, марш к себе. Ники, нам с тобой надо кое-что обсудить.
Ну и ладно! Я вылетела из комнаты так, будто за мной демоны гнались, забилась в свою спальню, упала на кровать и глухо разрыдалась. Почему? Почему папа настолько мне не доверяет? Он ведь знает, что я могу сражаться, защищать свою страну. Да, больше никому не известно, что я маг, но папа-то знает! Почему я должна отсиживаться за стенами Аттеуса? Почему меня разлучают с Эдом?
Слезы лились и лились, будто кто-то открыл краны. Я слышала, как тихонько приоткрылась дверь и в спальню вошла мама.
— Тиана, девочка моя.
Она села на край кровати и погладила меня по голове как маленькую.
— Не плачь, ну же, — старалась успокоить мама, но выходило скверно. — Ты не знаешь, что такое война, Тиана. Мы с папой беспокоимся