— О, я узнаю ее, — встрепенулась Ирусик. — Один из котов бывшей хозяйки этой квартиры вечно с ней таскался. Даже спал. Нашел где-то на помойке, когда еще дворовым был. Соседка его приютила вместе с этой игрушкой — ни в какую не хотел из зубов выпускать.
— Это заметно, — вздохнул Вася, заметив царапины на личике и теле куклы. Она была изготовлена не из резины или пластика. Скорее, из папье-маше. Как венецианские маски.
— Я все понимаю, Павел любил кукол, но эту я бы на его месте выкинула. Воняет же.
— Думаю, он собирался ее реставрировать, но руки не доходили.
— Скорее, денег не хватало, — услышал он голос стажера и, как обычно, внутренне передернулся. Ну до чего же противный тембр! — Чтобы реставрировать старинную куклу, нужно потратиться.
— А ты откуда знаешь?
— Моя тетка коллекционирует антикварных пупсов. По всем блошиным рынкам ищет их. В какой город или страну ни приедет, сразу туда. Когда находит, берет в любом состоянии. Если в ужасном, несет к специалисту. И тот еще думает, браться за реставрацию или нет. Интересно ему или не очень. Если заказ принимает, то дерет… — Святозар покачал головой, но его зафиксированная гелем высокая прическа осталась статичной. — А у нее всего лишь пупсы. У них ни волос, ни одежды, лежат себе в конвертиках. Тут же работы в полтора раза больше.
— Выкинуть тряпье и новое пошить, — фыркнула Ирусик.
— Если это «родное» платье, нельзя ни в коем случае. Его стирать-то с осторожностью надо. И лучше, чтоб это делал профессионал.
— Ты в теме, это хорошо, — порадовался Барановский, но, как оказалось, зря.
— Это все, что я знаю.
— Позвони тетке, попроси приехать.
— Она сейчас в Стамбуле, рыщет по базарам. Вернется на следующей неделе. Но я могу спросить у нее номер реставратора.
— Действуй.
Стажер кивнул и унесся. А Ирусика Василий передал второму своему подчиненному, Славику. Сам же остался в спальне и стал рассматривать кукол. Все они были редкими. Не Маши или Даши советского периода и не Барби и Синди. Штучные. По большей части принцессы: с высокими прическами, в пышных платьях. Но имелась одна красноармейка. Худенькая, смуглая, похожая на казашку, с двумя косицами, в пилотке со звездой и косоворотке. Ее, скорее всего, произвели в тридцатых годах прошлого века. Она навскидку была самой молоденькой. Остальные гораздо старше. Но все в идеальном состоянии.
Барановский достал свой телефон, вышел в интернет и забил в поисковике: «коллекционирование кукол». Оказалось, это занятие имеет особое название — планконология. Увлекаются им тысячи людей по всему свету. Есть те, что собирают антикварных кукол (от ста лет) и винтажных (от пятидесяти), другие коллекционируют фигурки супергероев, выпущенных ограниченной серией, третьи ищут исключительно фарфоровых кукол, четвертые не их самих, а посуду, мебель. И Святозар не наврал: «родная» одежда ценится гораздо выше, чем пошитая новым владельцем, пусть из натуральной парчи. Как волосы и даже реснички.
Но это не так взволновало Барановского, как следующая информация: есть в мире кукла, стоящая шесть миллионов долларов. Это Птицелов (фото прилагалось), выполненный в единственном экземпляре. Паренек наряжен в костюм эпохи Возрождения, в руке у него флейта, а на плече пернатые, крылышки которых приходят в движение, когда запускается механизм. Вроде бы они еще и поют, Вася не углублялся, ему было интересно, сколько стоят менее ценные куклы. Оказалось, тоже нехило: десятки и сотни тысяч. И это в валюте.
— Товарищ майор, — донесся до Васи «любимый» голос стажера. Благо орал он из кухни, и кровь из ушей у товарища майора не пошла. — Я добыл телефон!
— Отлично. Скидывай.
— Уже. Зовут спеца Иосифом Абрамовичем. Звонить лучше прямо сейчас.
— Это еще почему?
— Тетка только что с ним связывалась, и он готов к диалогу. Потом, кто знает. Абрамычу лет сто, он, когда работает, не отвечает, как и когда ест. А в остальное время спит. Так что дозвониться крайне проблематично.
— Понял.
И вышел с телефоном в подъезд, чтобы спокойно поговорить.
Глава 2
Любви все возрасты покорны.
Эта фраза у всех на слуху. Кто-то соглашается с этим высказыванием, кто-то нет… А Люде Панич была ближе цитата из фильма «Любовь и голуби» — «Кака така любовь?». В сознательном возрасте она не испытала чувства, хотя бы отдаленно похожего на ТО САМОЕ (что было в молодости — не в счет).
Все ее подруги были замужем, одна уже второй раз, а Люся даже ни с кем пожить не попробовала. Отселившись от родителей в восемнадцать, она за семь лет превратила доставшуюся ей в наследство от прабабушки халупу в райское гнездышко. Делала перепланировку, ремонт, декорировала по своему вкусу. Вбухивала все заработанные деньги в это. Не покупала модных вещей, не ездила на море. И вот Люде двадцать пять, она живет в квартире своей мечты и не хочет никого в нее приводить. В гости — ладно. Но даже для ночевки не хочется. Одно дело, когда мужчина с тобой пьет чай на светлой, отделанной в прованском стиле кухне, другое — когда он поутру бродит по ней в одних трусах, нарушая одним только своим видом гармонию. А если еще начнет мусорить или вытирать руки о декоративные салфетки? Нет, этого ей не пережить!
Люда не была обделена мужским вниманием. У нее всегда кто-то имелся. Работая на крупной заправке сначала оператором, затем кассиром, а по окончании колледжа бухгалтером, девушка с легкостью знакомилась с представителями сильной половины человечества. Это вам не в библиотеке книжки выдавать, всегда есть, из кого выбрать. С молодой и симпатичной девушкой всегда кто-то флиртовал, и она решала, на чьи заигрывания ответить. «Роешься, как свинья в апельсинах!» — говорили о Люде подружки. Те самые, замужние. С видимым осуждением, но скрытой завистью. У них не жизнь, а смертная скука. У Людмилы же Панич то один кавалер, то другой, то полунищий поэт на «копейке», то директор на «Мерседесе», то на байдарках сплав, то уикенд на Кипре. Ни одни ее отношения не длились дольше четырех месяцев. Те, которые могли привести к чему-то серьезному, обрывались из-за нежелания Люды съезжаться. Она сделала бы исключение для любимого, но…
Кака така любовь?
К тридцати годам Люда Панич созрела для того, чтобы сказать себе самой и родителям: «Я не хочу семью. Ни мужа, ни детей. Буду жить для себя, выпархивая из своего райского гнездышка в прованском стиле лишь на курорты…» Мама поплакала. Папа хмыкнул, он не верил дочери. Не везет девчонке с мужиками, что поделать? Но какие ее годы? Найдется еще… Нет, не принц. В тридцать их уже