Котик без клочьев шерсти на диване, без вонючего кошачьего туалета и корыстного мяуканья. Идеальный кот. Ее кот.
Когда дверь квартиры захлопнулась у нее за спиной, она обнаружила студию точно в том же виде, в каком оставила ее двадцать восемь утр назад, если не считать тех мгновений, что потребовались ей, чтобы вспомнить свое жилище. Какие-то шмотки, лениво брошенные как попало, наваленная в мойку грязная посуда и чахлый, полудохлый фикус. Квартира одиночки, впрочем она собиралась съехать отсюда как раз перед несчастным случаем, чтобы поселиться вместе с Адриэлем. Теперь же от него оставалась только забытая на неприбранной постели футболка.
Она размышляла, сложить ли ее или выбросить, когда в дверь позвонили. Даже не открывая, Ноэми узнала свою соседку. Мадам Мерсье. Та никогда не заявляла о себе одним звонком, но всегда долго держала на кнопке узловатый палец, будто так и заснула. Старая сова.
— И где же вы были все это время? — прошамкала восьмидесятилетняя старуха.
— Я получила целый заряд из охотничьего ружья прямо в лицо. И месяц провела в ремонтной мастерской.
Почти слепая и очевидно глухая соседка приложила ладонь к уху:
— Как-как? Что вы говорите?
— Я сказала, что была в отпуске. В ОТПУСКЕ! — почти крикнула Ноэми, прежде чем захлопнуть дверь прямо перед ее носом.
Вновь оказавшись в одиночестве, она горько посетовала на то, что мир состоит не только из равнодушных таксистов и старых, подслеповатых и тугоухих соседок.
Она принялась было за генеральную уборку квартирки, но вдруг неожиданно совершила крутой поворот из гостиной в ванную, где в засаде ее поджидало высокое зеркало в полный рост. Она нос к носу столкнулась с собой.
Рубцы и раны. Шрамы и чертовы созвездия Козерога. Желание привести в порядок и вымыть жилище внезапно показалось ей смехотворным.
Она откупорила пиво и проглотила анксиолитик — сделала все в точности так, как ей не велел поступать Мельхиор. Через пятнадцать минут она примет еще одну таблетку, чтобы уж окончательно отупеть и, рухнув на диван и уткнувшись носом в одеяло, с достоинством встретить первый вечер своей новой говенной жизни.
10
Кабинет руководителя Центральной службы судебной полиции[9]
Глава судебной полиции вызвал к себе комиссара, отвечающего за четыре бригады по борьбе с оборотом наркотиков (одной из них прежде руководила Ноэми Шастен, а теперь Адриэль), на верхний этаж Штаба на улице Бастион, 36[10]. Рядом с комиссаром сидел приглашенный на совещание психиатр службы оперативной психологической поддержки. Впервые получивший доступ в столь высокие сферы, он с интересом разглядывал кабинет директора и окружающую его террасу из металла и неструганых досок, кое-где засаженную какими-то выносливыми растениями. Вся эта конструкция нависала над самой непривлекательной частью Парижа: бетон и башни, серость и тяжелый дым из выпускных коллекторов всего в нескольких метрах от кольцевой дороги.
— Шастен хочет вновь взять на себя руководство своей группой, — с заметным недовольством объявил руководитель бригады по борьбе с оборотом наркотиков.
— Уже тридцать дней, как она вышла из госпиталя? — удивился директор.
— Нет. Двадцать семь. Но двадцать семь или сорок два — это ничего не меняет, на нее же смотреть невозможно!
— Меня беспокоит не это. Псу, получившему пинок под зад, нужно время, чтобы снова дать себя погладить. Флик, участвовавший в операции, которая выходит из-под контроля и плохо для него заканчивается, начинает сомневаться в силе оружия и своей бригады. Однако вы совершенно правы относительно внешности, потому что ее лицо видит не она, а мы. Это станет вечным напоминанием об опасности нашей профессии и о том, что наша бригада не смогла защитить своего офицера. Ее раны будут внушать страх и чувство вины, что не есть хорошо. Даже совсем нехорошо.
— Я рад, что мы одного мнения. Итак, если все согласны, мы подыщем для нее спокойную группу в финансовой полиции или в административном отделе, но в бригаду по борьбе с оборотом наркотиков она не вернется.
— А криминальная полиция? — предложил комиссар. — Все-таки она служила там шесть лет.
— Тут дело не в послужном списке. В криминалке вам скажут то же самое. Никто не согласится взять, ее надо перевести.
Психиатр отвлекся от созерцания террасы, чтобы наконец включиться в разговор.
— И как же вы предполагаете действовать? Вы же, как и я, прочли заключение доктора Мельхиора, который ее курировал?
— Послушайте, — вышел из себя глава судебной полиции, — это ведь вы состоите на должности полицейского психиатра, а не Мельхиор, верно? Ваши заключения будут иметь больше веса, чем его.
— Тем не менее он светило восстановительной психиатрии пациентов с изувеченными лицами. Лично я не стану ему противоречить. На кого я тогда буду похож? Если он скажет, что она готова, я ни словом не возражу.
Установившееся в кабинете молчание выразило ощущение полной катастрофы.
— У вас нет никаких тайных рычагов?
— Никаких. Разве что она промажет в стрелковом тире. Однако речь идет о капитане Шастен. Очень сомневаюсь, что она положит хоть одну пулю мимо цели.
— Это если не учитывать двадцать пять кило чистого кокаина, обнаруженного у наркоторговца Сохана Бизьена. Если разбодяжить и продавать по граммам, это около девяти миллионов евро. Вы отдаете себе отчет в том, что мы говорим о настоящей героине Национальной полиции Франции?
Глава судебной полиции понурился и сдался.
— Дождемся окончания назначенных тридцати дней, она пройдет медицинский осмотр для восстановления в должности, и отправим ее в стрелковый тир. А там посмотрим.
* * *Когда в шесть часов вечера Ноэми позвонил комиссар, она постаралась изо всех сил сдержаться, чтобы голос не выдал ее волнения.
— Знайте, что, хотя ваше официальное возвращение состоится через три дня, вы вполне можете не торопиться, — сделал последнюю попытку начальник.
— Нет. Уверяю вас, я готова.
Ноэми, с мальчишеской стрижкой, в окружении груды промасленных упаковок от готовой еды, которую ей весь месяц регулярно доставляли на дом, сидела на диване скрестив ноги, в комнате с задернутыми занавесками. Пепельница была переполнена, вокруг валялись пустые бутылки. Так, под приглушенное бормотание телевизора, чередуя три пропахшие сном и сигаретным дымом футболки, она провела взаперти четыре недели и теперь напоминала пребывающего в глубочайшей депрессии грязного отшельника.
— Ага, я определенно готова.
11
Спустя три дня
«Вот тебе и день выхода на службу», — подумала она, утирая рот над унитазом: ее только что вырвало из-за сильного стресса.
Оказавшись в ванной, она наивно поверила в магические силы макияжа: так некоторые девчушки тщетно замазывают свои мордашки слоями тонирующего крема, чтобы скрыть следы прыщей.
Наложение толстых пластов пудры и крема на серповидный шрам и следы пуль скорее напоминало заштукатуривание фасада старого дома,