Куизль склонил голову набок.
– Хм. Возможно…
– Что значит возможно. Это…
– Возможно, но маловероятно. Ты бы, например, стал бросаться в воду с полным монет кошельком?
Теперь уж растерялся и Симон. Он нахмурился и взглянул на палача.
– Откуда, ради всего святого, вы узнали, что у нее есть кошелек? – спросил он. – Вы ведь даже не осматривали ее.
Куизль усмехнулся.
– Если б вы не галдели, а хоть на секунду прислушались, то услыхали бы тихий звон, когда я опускал ее на землю, – он склонился над трупом. – Полагаю, кошелек где-то под юбкой…
– Руки прочь! – прошипел надзиратель. – Если у нее при себе деньги, то установить это должен я.
– Ага, и спрятать деньги в собственных карманах, – добавила Магдалена и шагнула вперед. – Ну уж нет! Вы должны проследить, чтобы их вернули семье бедной девушки. Возможно, у нее остались родные.
– Да… как ты смеешь ставить под сомнение мои приказы? – рассвирепел надзиратель. – Здесь я принимаю решения… Ну, погоди у меня!
Он замахнулся палкой и двинулся на Магдалену и Барбару. Но Куизль встал у него на пути, перехватил палку, точно тростинку, и поднял вместе с надзирателем.
– Отпусти! Немедленно! – визжал тот. – Я всех вас упрячу за решетку! Я… я…
– Опусти его, Якоб. Этот болван и без того уже стал посмешищем.
Симон обернулся на голос, донесшийся из проулка. Там стоял человек, широкий в плечах, но низкого роста, и руки его казались слишком длинными для коренастого туловища. Лицо у него было угловатое, а глаза светились умом и дружелюбием. Он был примерно одного возраста с Куизлем и носил широкий багровый плащ. Уверенным шагом незнакомец направился к их небольшому сборищу.
– Пропади я пропадом, Михаэль Дайблер! – радостно вскричал Куизль и отбросил взбешенного надзирателя, точно гнилое яблоко. – Откуда ты узнал, что мы приехали?
Человек, названный Дайблером, ухмыльнулся, демонстрируя ряд почерневших зубов.
– Ну, мне сейчас рассказали про верзилу, явно нездешнего, который помог выловить труп из ручья. Тут уж долго гадать не пришлось. Я ведь знал, что ты приезжаешь сегодня, – он хрипло рассмеялся. – Видимо, правду о тебе говорят, добрый братец: трупы прямо стекаются к тебе, как мухи слетаются на мед.
– Этот… этот наглец лезет не в свои дела! – проворчал надзиратель, поднявшись на ноги. – Он отказался повиноваться мне, и…
– Заткнись уже, Густль, – прервал его Дайблер. – Скажи спасибо, что этот наглец помогает тебе. По слухам, еще ни один убийца не ушел от палача из Шонгау.
– Па… палач? – надзиратель отступил на шаг. – Почему он сразу не сказал?
Он опасливо отвел взгляд и перекрестился. Симон знал, что именно так люди в большинстве своем реагировали на Куизля. Палач приносил одни несчастья, в особенности тем, кто посмотрит ему в глаза или коснется его.
– Да сколько же вас тут собралось-то? – поинтересовался надзиратель.
– Двенадцать, если хочешь знать точно. – Дайблер пожал плечами. – Всего-то на несколько дней, потом все разъедутся, и придется тебе снова довольствоваться мной одним. – Он ухмыльнулся и показал сначала на Куизля, потом на труп девушки. – А теперь дай ему заняться своим делом.
Густль молча отступил в сторону, и Куизль принялся обыскивать мертвую девушку. Через минуту палач действительно нашел под юбкой небольшой кошелек. Он открыл его, и оттуда со звоном высыпалась горсть серебряных монет. Симон вдруг насторожился и склонился над деньгами в руке Куизля.
Монеты показались ему знакомыми.
«Возможно, это просто совпадение», – подумал он.
Фронвизер посмотрел внимательнее. Действительно, это были серебряные талеры, новые все до одного. На каждой был отчеканен герб Виттельсбахов и стоял год 1672-й.
Отец и Михаэль Дайблер шагали впереди, тихо переговариваясь. Магдалена и остальные старались не отставать.
– Добро пожаловать в Мюнхен, тоже мне! – прошипела Барбара и пнула замерзшее конское яблоко. – Это какая-то преисподняя! У нас в Кожевенном переулке жизнь и то сноснее.
– От города совсем недалеко, – попыталась утешить ее Магдалена. – Уверена, у нас еще будет возможность посмотреть и на мюнхенские дворцы, и на церковь, и на театр.
Она ободряюще улыбнулась, хотя злилась при этом не меньше. Со слов отца, эта поездка представлялась ей совсем иначе. Барбара уже рассказала, что отец отобрал для нее трех претендентов. Но поиски подходящего жениха становились от этого ничуть не легче.
Кроме того, ее злило, что Михаэль Дайблер до этой минуты не обменялся с ней ни единым словом. Понятно, что он был мюнхенским палачом, давно знал ее отца и им многое следовало обсудить. Но разве это давало повод отказываться от элементарных правил приличия? За кого он ее принимал, за служанку?
Симон тоже был погружен в раздумья. Казалось, его занимали какие-то мысли, но Магдалена была слишком измотана, чтобы расспрашивать мужа. Ко всему прочему, у нее болела спина: с той минуты как они сошли на берег, дочь палача таскала на себе Софию, замотанную в платок. При этом девочка внимательно наблюдала из своего кокона за всем происходящим.
Через некоторое время справа вырос еще один большой трактир. Изнутри доносились вопли и громкий смех, потом послышался звон разбитой кружки, и дверь распахнулась. Кто-то вышел, пошатываясь, на улицу, рухнул в грязный снег и пополз на четвереньках. За ним тянулся тонкий кровавый след – судя по всему, у него был разбит нос.
– Ах, знаменитая ночная жизнь Ау! – Дайблер осклабился. – Видно, там уже столпотворение. Но за столом для палачей местечко всегда найдется.
– Это здесь нам предстоит провести несколько дней? – неуверенно спросил Симон и показал на покрытые копотью, потрескавшиеся окна второго этажа.
Михаэль Дайблер кивнул.
– У Радля лучшая таверна в Ау, с теплой печкой и застекленными окнами. Во дворе даже уборная есть. Я отвел специально для вас две хорошие комнаты.
– Лучшая таверна в Ау, – повторила Магдалена глухим голосом. – Очень любезно, нечего сказать.
Она вздохнула и вслед за остальными вошла внутрь.
Их сразу окутало облако табачного дыма, сладковатого и такого густого, что у Магдалены на глазах выступили слезы. Вообще-то в баварских трактирах курение уже несколько лет находилось под запретом, но, похоже, в Ау этому не придавали особого значения. В зале собралось по меньшей мере тридцать человек, преимущественно мужчин, и все курили трубки и пили пиво из массивных кружек. Магдалена предположила, что в большинстве своем это были батраки и простые ремесленники и пропивали они здесь значительную часть своего жалованья. Поэтому и настроение царило соответствующее. Кто-то орал песни, другие смеялись, третьи плясали на помосте, где ярко накрашенные девицы соблазнительно вертели бедрами.
Магдалена заметила, как один из пирующих высунулся