После того как мы попрощались, я поехала на велосипеде к дому Линн, тихонько повторяя свои стихи. Чем больше я размышляла о них, тем увереннее себя чувствовала. Мне очень нужно мнение Линн. Когда я добралась до дома своей учительницы, мой желудок завязался узлом, как и мои растрепанные ветром волосы.
Я скатила велосипед вниз по мощеной дорожке и привязала его к перилам крыльца, затем сняла шлем и позвонила в дверь, расчесывая пальцами спутавшиеся локоны.
Что, если Линн не понравится текст песни? Скажет ли она мне об этом?
Наконец дверь открылась.
– Привет, Энджи… У нас сегодня урок?
– Я написала ту песню. Ну, мою песню. Я хотела показать ее тебе и, может быть, поработать над ней. Если у тебя есть время. – Я так хотела узнать ее мнение, что даже не подумала, что она может быть занята.
– Хм. Через тридцать минут я буду свободна. Можешь вернуться через полчаса?
Я застигнута врасплох. Вернуться?
– А я не могу подождать внутри?
У нее задергался левый глаз.
– Эмм… – Она оглянулась назад, на дверь кабинета с фортепиано.
– Или я могу подождать здесь? – сказала я.
Линн глубоко вздохнула.
– О’кей.
После того как она закрыла дверь, я плюхнулась на качели на крыльце. Из моей сумки выглядывал учебник истории, я почему-то решила, что это какой-то знак. Я схватила его вместе с блокнотом и начала читать о войне во Вьетнаме, записывая важные факты, но вскоре обрывки мелодии фортепиано, доносившиеся из дома, отвлекли меня. Словно пыльца, звук просочился сквозь гипсокартон и взвился надо мной.
Я села прямее, как будто моя поза каким-то образом поможет лучше расслышать мелодию. Мне нужно подойти поближе. Я поймала себя на том, что крадусь вдоль дома к окну комнаты с фортепиано.
Подобно раскатам грома, голос становился громче, глубже, сильнее, пока не заглушил щебет птиц на магнолии. Я стояла спиной к стене, мои пальцы выстукивали ритм по шероховатой поверхности. Вдруг на высоких нотах голос будто раскололся, музыка остановилась.
Мои пальцы стали неподвижны. Я задержала дыхание, боясь, что Линн и ее ученица услышат меня.
Линн начала снова, на этот раз на более низких нотах, и голос приобрел округлость, глубину, расплывчатость, которая бросила меня в бархатную бездну звука. Надеюсь, певица не курит, потому что это повредило бы ее горлу. Такие голосовые связки, как у нее, не должны подвергаться воздействию никотина. Их нужно беречь от любых загрязняющих веществ. Закрыв глаза, я ловила каждую ноту. Голос превратился в осязаемую текучую субстанцию, которая искажалась, изгибалась и взрывалась глубокими красками. Алый, фиолетовый, темно-синий.
Линн перешла на следующую низкую октаву, а голос все еще вибрировал и раскачивался, сплетаясь с инструментом, пока они не слились в одно целое. Часть меня завидовала, но другая часть испытывала благоговейный трепет.
Линн однажды посоветовала мне относиться к пению, как к спорту: чтобы стать хорошим певцом, нужно накачать мышцы, а чтобы оставаться им, нужна практика. Да, некоторые люди обладают музыкальностью и могут брать высокие ноты, но большинству не хватает мощности и текстуры. Эти два элемента отличают великолепный голос от хорошего. Голос, который я слышу сейчас, определенно великолепен.
Наконец я заглянула в окно. Навязчивая, энергичная мелодия оборвалась так внезапно, что мое тело словно выплюнуло из водоворота. Я увидела девочку, которая на самом деле была еще совсем ребенком, а она увидела меня. Ее рот округлился, затем она наклонила голову вниз, и ее лицо исчезло за козырьком розовой бейсболки.
Линн спрыгнула со скамейки у пианино и в ярости направилась к окну. Я отпрыгнула назад, ожидая, что она распахнет окно и задушит меня. Вместо этого она задернула тяжелые шторы.
Я бросилась обратно на крыльцо. Все, что я сделала, – это подсмотрела, так почему же у меня возникло такое чувство, будто я только что кого-то убила? Я царапала блокнот пальцами, когда Линн вылетела из парадной двери.
– О чем ты только думала? – прошипела она.
– Пр… прости.
Разлетевшиеся листы бумаги трепетали, как перышки, на серых досках пола. Я наклонилась, чтобы поднять их, и попыталась выровнять, сминая углы. Они никак не складывались. Я засунула их в учебник истории и запихнула все в сумку.
– Что ты делаешь? – спросила она.
– Ухожу. – Я нагнулась, и после нескольких попыток мне удалось снять свой велосипедный замок. Мои пальцы дрожали, я бросила сумку в корзину.
– Прости, что накричала, Энджи. – Ее голос стал мягче.
Не оборачиваясь, я кивнула головой.
– Она просто стесняется, – добавила Линн.
– Понимаю, – сказала я, хотя и не очень-то понимала, что произошло. Я не знала, почему я убегаю, почему Линн сорвалась на меня и почему я так разозлилась.
Как может человек с таким необычным голосом стесняться?
– У нее потрясающий голос, правда? – крикнула Линн, когда я уже начала крутить педали.
Что-то в ее голосе дрогнуло. Печаль? С чего бы ей расстраиваться из-за того, что ее ученица настолько одаренная? Неужели она думает, что я завидую?
Я свернула за угол и чуть не врезалась в большую черную машину. Машина засигналила, взвизгнули тормоза. Я резко повернула, чтобы пропустить его, и оказалась не на той стороне дороги. Я быстро закрутила педали, чтобы вернуться назад, но колеса задели приподнятый бордюр, и я затормозила. В ушах бился пульс. Прижав руку к сердцу, я ждала, пока оно успокоится.
Когда боль в груди утихла, я оглянулась, мне не терпелось вернуться, но я не хотела выглядеть психопатом-преследователем, поэтому я просто поехала домой.
11. Долгие скучные разговоры
Мягкий дождь стучал в окна класса, а серо-стальной свет от дождевых облаков окрасил ровно постриженный газон в серебристый цвет. Погода идеально соответствовала моему состоянию. С понедельника я чувствовала себя ужасно, и ничто не могло поднять мне настроение. Нужно было просто позвонить Линн и уладить все, что случилось в ее доме, сразу же, но гордость держала мой рот на замке.
Рей заболела, так что в обед я взяла ролл с индейкой и пошла вдоль стены желтых шкафчиков прямиком к школьным дверям. Возможно, это не лучший день, чтобы поесть на улице, но мне были необходимы свежий воздух и уединение, чтобы подумать. Я обошла кирпичное здание школы и направилась к дорожке, по которой, несмотря на непрекращающийся моросящий дождь, бегали ребята.
Я достала из сумки джинсовую куртку, надела ее, распутала розовые наушники и включила последний альбом отца. The Derelicts выпустили еще один альбом после его смерти, но он не был успешным. Не то чтобы их другие альбомы были такими уж популярными. Они никогда не становились платиновыми или что-то в этом роде, хотя мне кажется, что они заслуживали большего внимания, чем получали.
Воздух был теплым и липким: в нем маячили стайки комаров. Я взобралась на трибуны на самый высокий