– Подождите (никаких тебе «пожалуйста» или «присаживайтесь»), сейчас придет лечащий врач.
Я кивнула и отошла от стола с высокой стойкой. Коридор пустой, что неудивительно – конец приемного времени. Здесь тихо, пахнет медикаментами и казенной едой. Меня перестало подкидывать, но кишки стали закручиваться в морские узлы. Эхо моих шагов отлетает от стен с неуютным звуком шариков от пинг-понга, и это странным образом пугает меня гораздо больше, чем все ситуация в целом.
В конце коридора открывается дверь и появляется мужчина – высокий, худой с узким, усталым лицом. Внешние уголки его глаз немного опущены вниз, и это делает его взгляд грустным. Белый халат на нем висит, несмотря на то, что по плечам сидит размер в размер. Он идет медленно, на ходу листая папку с бумагами, бегло просматривая исписанные листы. Когда до меня осталось лишь несколько шагов, он поднимает голову, но смотрит не на меня, а на светловолосую медсестру, сидящую за столом:
– Кровь пришла? – спрашивает он.
Та отрицательно помотает головой.
– Уже должна была. Сходи в лабораторию, – говорит он и тут же поворачивается ко мне. – Вы к молодому человеку из четыреста семнадцатой?
Я киваю. Он идет навстречу мне, медсестра поднимается и, обойдя стол, семенит короткими, полными ногами по коридору, направляясь к двери, из которой только что явился мужчина.
– Меня зовут Анатолий Маркович. Я лечащий врач.
– Марина, – сказала я, удивившись тому, до чего же спокойно звучит мой голос.
Он кивает:
– Вы кем ему приходитесь?
– Мы встречаемся.
Врач понимающе кивает и опускает глаза в бумаги. Вот – со взрослыми все просто.
– Документы привезли?
– Я даже не знаю, где они.
– Поищете?
– Постараюсь.
– Будьте любезны, а то он у нас оформлен, как бомж.
– Могу я его увидеть?
– Я настоятельно не рекомендую. Он пришел в сознание, но находится под сильными обезболивающими, так что поговорить у вас не получится. Выглядит он хуже, чем дела обстоят на самом деле, так что вы, скорее, напугаетесь, чем получите объективное впечатление. Я бы вам не советовал.
– Ладно, – киваю я. – Что с ним? Объективно.
– Объективно… – он раскрывает карту и пробегается взглядом по одному листу, отгибает его, смотрит на бумагу под ним, возвращается к первой и снова наспех просматривает. – Жить будет. У него сотрясение средней тяжести, сломана правая нога и множественные гематомы. Но он молодой. Организм хорошо справляется.
– Анатолий Маркович, что именно с ним случилось?
– А что, полиция с вами не связалась? – удивленно вскидывает брови врач, поднимая на меня глаза.
– Нет, – отвечаю я, ошарашено.
– Его избили.
Я открыла рот, но стояла, не говоря ни слова. И лишь когда я услышала собственный выдох – прерывистый, предыстеричный – поняла, что меня интересует только один вопрос:
– Кто?
– Я не знаю. Мы прибыли на место когда полиция уже была там. Неужели вам до сих пор не звонил следователь?
– Нет.
– Странно, обычно они первыми выходят на связь с родственниками.
– Мы не родственники.
– Ну, не суть. Мы же поняли, что вы близки хотя бы по тому, как часто ваше имя встречается в записной книжке. Поэтому медсестра и позвонила вам.
– Его телефон у вас?
Врач кивает.
– Погодите. Он же должен быть у следователя? Если они занимаются расследованием, телефон нужен им в первую очередь!?
– Значит, они научились обходиться без него. Слушайте, с этими вопросами вам не ко мне нужно обращаться.
– Да, да… простите, я просто… Где его нашли?
Врач смотрит в медкарту:
– Копылова сорок три.
– Это рядом с его домом. Что еще было при нем, кроме телефона?
– Ничего. Да и телефон был не при нем, а рядом с ним. Какие-то парни вызвали по нему «скорую». Повезло еще, что не сперли. Документы привезите.
– Да, да… – говорю я рассеяно, глядя в пол.
Трясти меня перестало.
* * *Открыв его дверь, я поняла, что мне нехорошо – живот закрутило, по телу волной пробежал холод. Я вздрогнула, стиснула зубы. Шагнула за порог и какое-то время просто стояла в коридоре, не понимая, что мне теперь делать. Чужая квартира хранит дыхание своего хозяина. Сколько раз я бывала здесь? Сто, двести, тысячу раз? Я не знаю, я не считала. Да и кто будет считать, когда вы в нескольких шагах от постели и едва успеваете снять с себя трусы? Но сейчас его квартира казалась мне чужой и холодной. Она смотрела на меня небрежно, презрительно, словно не узнавала меня, а я чувствовала себя вором.
Где же ключи от машины? Я повернула голову к прихожей, где на плечиках висела ветровка, а на небольшом столике лежал сложенный зонт и ключ, с узнаваемым круглым, сине-белым значком. Я схватила его и бросилась из квартиры прочь.
Машина Антона была припаркована практически у самого подъезда. Я поспешила к ней, все еще ежась от того чувства, что оставила во мне пустая квартира моего любовника, искренне надеясь, что уж машина-то не будет со мной так жестока. Я нажала кнопку открывания двери на брелке – сигнализация коротко пискнула, замки открылись, я дернула ручку и открыла дверь. Запах ванильного освежителя салона, волна тепла от нагретой кожи и отблеск солнца в лобовом. Я опустила взгляд на переднее водительское сиденье и почувствовала, как сердце разгоняется от нуля до ста за две и семь десятых секунды, заглушая собой весь мир грохотом собственной крови ушах – на сиденье лежала записка, сложенная вдвое. На ней небольшими размашистыми буквами, написанными красивым, аккуратным почерком, всего два слова. Я закрыла глаза, чувствуя, как внутри поднимается девятибалльная волна, которую я еле сдерживаю, хватаясь за собственное горло, желая задушить себя прежде, чем посмею зареветь. Я чувствую, как ползут по щекам слезы, горячие, свинцовые. Всего два слова, мать его. Два гребаных слова, и всё мое будущее летит к чертям.
«Привет, Кукла»
Два гребаных слова.
Мелкий ублюдок. Щенок. Выродок.
* * *Пока медсестра перелистывала страницы его паспорта, я смотрела на неё и чувствовала, что меня тошнит. Желудок подобрался к глотке, а его место занял кусок льда, который заставлял меня дрожать. Каждое неосторожное движение грозило вывернуть меня наизнанку, а потому двигалась я медленно, говорила тихо, и периодически закрывала глаза. Медсестра, посмотрев на меня профессиональным взглядом, оценила мое состояние на троечку, и предложила мне Корвалол, вероятно списав мое состояние на счет Антона. Корвалол? Боюсь, он тут совершенно бессилен. Но если у вас вдруг, по забывчивости (почему бы и нет?), где-нибудь в дальнем углу ящика стола завалялась таблетка «панацеи», я бы не отказалась. Интересно, а ей скажут о чем-нибудь такие сочетания латиницы и цифр, как С24… и что-то там еще? Я бы очень удивилась. Я отрицательно мотнула головой. Женщина кивнула, опустила голову и продолжила неторопливо заполнять недостающую информацию, то занося данные в компьютер, то записывая простой шариковой ручкой в его карте.