Халиль был настолько самоуверен, что даже не скрывал своей дружбы с греками, древнюю культуру которых высоко ценил и уважал. Посланники из Константинополя всегда могли рассчитывать на радушный прием. В свою очередь император Иоанн не скупился на подарки и для самого Халиля, что позволило несколько смягчить политику султана в отношении Романии14. Однако влияние визиря все же не было столь велико, чтобы окончательно избавить греков от турецкого нашествия. Многие города так или иначе оказались под властью османов, и для новой войны нужен был лишь повод.
Дождавшись положенного часа, Халиль направился в покои повелителя. Смутно догадываясь, с какой целью султан позвал его к себе, визирь взял все необходимое: чернила, перья и стопку чистой бумаги – длительная служба у Мурада научили его предусмотрительности.
Перед покоями султана его ожидал мускулистый чернокожий евнух, неусыпно стороживший покой своего хозяина. Почтительно склонив голову, слуга промолвил:
– Я доложу повелителю о вашем прибытии, – с этими словами он несколько раз стукнул костяшками по деревянной дверце и, тихонько приоткрыв одну из створок, проник внутрь. Спустя несколько секунд евнух вновь показался снаружи, жестом приглашая Халиля зайти. Визирь переступил порог и оказался в опочивальне султана.
Комната была очень плохо освещена, и Халиль не сразу различил силуэт Мурада, стоявшего к визирю спиной перед раскрытым настежь окном. Ночная прохлада приятно разливалась по душной комнате, выветривая стойкий запах благовоний и едва уловимый аромат грешного напитка. Визирь печально покачал головой – он до последнего надеялся, что султан сумеет избавиться от своего дурного пристрастия. Но разве можно иначе заглушить столь ужасную боль?
Остановившись у двери, Халиль выдержал небольшую паузу, затем негромко промолвил:
– Повелитель. По вашему приказанию я прибыл.
Мурад молча обернулся, но Халиль не узнал своего государя – за три дня он постарел лет на десять! Осунувшееся и усталое лицо султана избороздили новые морщины, глаза запали, волосы на голове и бороде припорошило сединой. Взгляд его был рассеян и лишен какого-либо выражения.
– Да, проходи. Нам есть о чем поговорить, – наконец произнес Мурад своим привычно тихим голосом. Заметив бумагу и чернила в руке визиря, он добавил: – Никто не должен знать о нашем разговоре.
Халиль все понял и аккуратно сложил свои принадлежности на небольшой письменный столик. Затем собеседники устроились на удобном диване, возле которого был накрыт роскошный дастархан15. Изобилие всевозможных кушаний быстро напомнило Халилю, что с самого утра он почти не притрагивался к еде, однако есть в присутствии султана было немыслимой дерзостью.
– Скажи мне, Чандарлы, справедлив ли я был по отношению к своим сыновьям? Достаточно ли времени уделял им? Быть может, в их смерти и моя вина? – начал Мурад, отпив воды из золотого кубка.
Султан сделал паузу, казалось, он говорит сам с собой и не ждет ответа на свои вопросы, однако визирь хранил молчание, хорошо зная характер повелителя и ожидая, что государь продолжит свою речь. И действительно, через минуту Мурад заговорил снова.
– Я старался воспитывать своих сыновей так же, как и мой отец воспитывал меня. Хотел, чтобы они продолжили мое дело и были достойны наследия, что я им оставляю. Однако смерть настигла их раньше срока. Скажи, за что судьба так жестоко обошлась со мной?
– Повелитель, – осмелился вставить слово Халиль. – Ваша слава гремит на весь мир, простой народ боготворит вас, враги дрожат при одном только упоминании вашего имени. Но даже вы не в силах изменить волю Аллаха…
– Мой сын и внуки были убиты в собственных постелях, Халиль! – вскричал Мурад, стукнув кулаком по столу так сильно, что медная посуда, стоявшая на нем, со звоном попадала на пол.
Халилю еще не доводилось видеть султана в таком отчаянии. Мурад умел сдерживать свои чувства и старался сохранять самообладание в любых ситуациях, однако теперь сделать это было не под силу даже ему. Немного отдышавшись, падишах продолжил:
– Я хочу, чтобы расследование было доведено до конца! Пусть найдут тех, кто решился на это злодеяние, и меня не волнует, какие чины стоят за всем этим!
Немного помолчав, Мурад поднял на визиря свой потухший взор.
– Как я слышал, убийцу уже нашли? Кто этот человек?
– Да, повелитель, – поспешно ответил Халиль, облизав пересохшие от волнения губы. – Сложно в это поверить, но им оказался Кара-Хизир, до этого много лет верно служивший династии Османов. Вскоре его доставят в Эдирне, и я обещаю, он расскажет нам все, что знает!
– Распорядись, чтобы все происходило в строжайшей тайне, его жизнь должен забрать я, а не кто-либо другой, – произнес Мурад, уставив на визиря раскрасневшиеся глаза. – Я уверен, что за убийством моего сына стоят близкие ко мне люди, и, если это так, пусть он назовет мне их имена.
Султан еще раз взглянул на визиря, который явно принял намек на свой счет, и пояснил:
– Я доверяю тебе, Халиль, – успокоил его Мурад. – Тебе и твоей семье нечего бояться, но мой сын пал жертвой чьих-то грязных интриг, и тот, кто это сделал, несомненно относится к моему ближайшему окружению. Эти люди покусились не только на жизнь моих наследников, но и на мою власть! Отныне я не буду знать покоя, пока все виновные не поплатятся за свои преступления!
Воцарилась тишина. Испытывая какие-то неведомые визирю муки совести, султан не мог найти себе места. Наконец он встал, снова подошел к раскрытому настежь окну и уже более спокойным тоном произнес:
– Согласно заветам моего отца я старался укреплять могущество государства всеми возможными средствами. Я работал день и ночь, не жалея ни себя, ни своих подданных. И вот я достиг всего, чего хотел и к чему стремился – моя страна вернула себе утраченное величие, весь мир, как в былые времена, трепещет перед армией османов, а народ живет в благоденствии.
Голос Мурада опять сделался тихим:
– Какой толк теперь от всего этого, если я потерял самое дорогое, что имел, – моих любимых детей? Зачем мне эта безграничная власть, если я не смог защитить даже их? Все, что я создал, – это лишь пыль и прах. С точки зрения вечности я и сам всего лишь песчинка, увлекаемая течением времени.
Султан поглядел на перстень с большим кроваво-красным рубином, который он снял с руки своего покойного сына.
– Роль, которая выпала мне волею судьбы, вряд ли была предусмотрена для меня, – проговорил он. – Я никогда не жаждал власти и хотел лишь одного – покоя. Если бы только я мог удалиться от дел и зажить тихой, безмятежной жизнью…
Султан горько покачал головой и замолчал, углубившись в свои размышления.
Халиль не смог