Представив эту картину, Ванму судорожно вздохнула:
– Так он умер?!
– Нет, в этом-то все и дело. Неужели ты не поняла? Он выжил. Это создание стало настоящим Миро. Его айю – не те триллионы айю, что составляют атомы и молекулы его тела, а то, что управляет всеми ими, то, что содержит его «я», его волю, – эта айю просто переселилась в новое, совершенное тело. Его вместилищем стал воскрешенный Миро. А в старом Миро…
– Исчезла необходимость.
– В старом не осталось ничего, что смогло бы поддержать его форму. Видишь ли, мне кажется, наши тела связывает воедино любовь. Любовь главной айю к прекрасному, сильному телу, которое подчиняется ей, которое дает «я» ощущение и переживания окружающего мира. Даже Миро, несмотря на все презрение, которое он питал к самому себе как к калеке, даже он любил жалкие останки собственного тела. До того самого момента, пока его айю не получила новое вместилище.
– И не переселилась туда.
– Хотя он даже не понял, что произошло, – подтвердил Питер. – Он просто следовал своей любви.
Ванму ни на секунду не усомнилась в этом необычном, сказочном повествовании, поскольку постоянно слышала упоминания об айю в разговорах между Хань Фэй-цзы и Джейн. История Питера Виггина целиком и полностью вписывалась в то, что она слышала. Его история просто обязана была быть правдивой – хотя бы потому, что корабль, появившийся на берегу реки за домом Хань Фэй-цзы, действительно возник словно из ниоткуда.
– Но сейчас ты, наверное, изводишь себя вопросами, откуда в том корабле объявился я, столь нелюбимый и нежеланный. Правда, я и сам не привык дарить любовь, но это не важно…
– Но ты уже говорил об этом. Из разума Эндера.
– Миро хранил в своем разуме юное, здоровое, сильное подобие себя. Но сознание Эндера занимали несколько иные образы – образы его старшей сестры Валентины и старшего братца Питера. Правда, его настоящий брат, которого звали Питером, давно умер, а Валентина… она сопровождала Эндера во всех его метаниях по космосу, поэтому дожила до нынешнего момента, постарев ровно настолько, насколько постарел он. В общем, она превратилась в зрелую женщину и была настоящим, существующим в нашей реальности человеком. Однако, переместившись на борту того корабля во Вне-мир, Эндер создал ее юное подобие. Юную Вэл. Бедная старушка Валентина! Она не отдавала себе отчета, насколько постарела, пока не увидела юную себя, это совершенное создание, этого ангелочка, который с раннего детства обитал в извращенном умишке Эндера. Должен сказать, в нашей маленькой драме Валентине досталось больше всего. Представляешь, каково это – узнать о том, что обожаемый братец лелеет в уме твой юный образ, вместо того чтобы любить тебя такой, какой ты стала! В общем, как бы Вэл ни отнекивалась, но все вокруг – в том числе и она сама, бедняжка, – понимают, что́ за испытание выпало на долю старушки Валентины.
– Но если первая Валентина еще жива, – непонимающе удивилась Ванму, – кто тогда юная Валентина? Кто она на самом деле? Ты можешь быть Питером, потому что тот давно мертв и его имя свободно, но…
– Забавная ситуация, не правда ли? – фыркнул Питер. – Но я хочу донести до тебя, что я не Питер Виггин, не важно, мертв он или нет. Как я уже говорил прежде, я – это не я.
Он откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Голограмма, висящая над терминалом, повернулась к нему. Хотя никаких клавиш он не трогал.
– Джейн тоже здесь, – заметила Ванму.
– Джейн постоянно крутится где-то поблизости, – нахмурил брови Питер. – Шпионит, чтобы Эндеру потом донести.
– Эндер не нуждается в доносчиках, – произнесла голограмма. – Он, скорее, нуждается в друзьях, если может приобрести таковых. Или, по крайней мере, в союзниках.
Питер равнодушно потянулся к терминалу и отключил его. Голограмма пропала.
Этот поступок очень не понравился Ванму. Как будто Питер ударил ребенка. Или избил служанку.
– Джейн – благородное существо, и не пристало обращаться с ней с таким неуважением.
– Джейн – это сбрендившая компьютерная программа, у которой вирус в одном месте завелся.
Очевидно, мальчишка, который взял Ванму в свой космический корабль и унес прочь с планеты Путь, пребывал сейчас в дурном настроении. Но она догадалась о причинах его мрачности и язвительности, только когда голограмма, стоявшая все это время перед ее глазами, исчезла.
– Дело не в том, что ты слишком юн, а голограммы Питера Виггина, Гегемона, запечатлели облик взрослого человека… – пробормотала Ванму.
– Что? – раздраженно очнулся он. – Что не в чем?
– Ну, дело не в физическом различии между тобой и Гегемоном.
– А в чем же тогда?
– Он выглядит… удовлетворенным.
– Он покорил весь мир, – напомнил Питер.
– Значит, проделав то же самое, ты будешь так же доволен жизнью, как и он.
– Думаю, да, – пожал плечами Питер. – Это и есть смысл моей жизни, если таковой имеется. Как раз эту миссию и поручил мне Эндер.
– Не ври, – упрекнула Ванму. – На берегу реки ты говорил об ужасных поступках, которые я совершила на пути удовлетворения собственного честолюбия. Признаю, я была честолюбива, я отчаянно жаждала подняться над той незавидной участью, которая была уготована мне от рождения. Мне знаком вкус и запах желаний, и я ощущаю, как от тебя пахнет амбициями, – так пахнет смола в жаркий день. Ты весь провонял этим запахом.
– Честолюбие? Стремления? Пахнут?
– Я сама пила из сей чаши.
Он широко ухмыльнулся, после чего коснулся сережки, висящей на ухе.
– Помни, Джейн все слышит и непременно доложит о нашем разговоре Эндеру.
Ванму замолкла – но не потому, что слова Питера ее оскорбили. Просто ей было нечего сказать, поэтому она ничего не ответила.
– Да, я честолюбив. Но таким создал меня Эндер. Я честолюбив, жесток, и в голове моей бродят отвратительные, грязные мыслишки.
– Но мне казалось, ты – это не ты, – притворно изумилась она.
Его глаза яростно блеснули.
– Правильно, я – это не я. – Он отвернулся. – Извини, Джеппетто, но я не могу стать настоящим мальчиком[2]. У меня нет души.
Она не знала имени, которое он упомянул, зато прекрасно поняла слово «душа».
– В детстве я считала, что быть служанкой мне предначертано