Припоминая все это, я ненадолго задержался перед картой.
- Что-нибудь нового разузнал? - Крайчек поглядел на меня с надеждой.
- Так... по мелочам.
- Выкладывай, - Томас чуть ли не в припрыжку подбежал к письменному столу, вытянул из верхнего ящика несколько цветных карандашей.
Вот цирк-зоопарк получается! Гамнюк америкашка! Пригласил выпить, а теперь что творит! Да я сейчас, может, слюной захлебнусь. Но придется терпеть. Пока не удовлетворю его жажду к новостям, он о бутылке и не вспомнит.
- В Ступино повстречались мне два человечка, - начал я рассказ. - Они притопали туда издалека, аж из под Липецка. Так вот эти двое более или менее уточнили границу Проклятых земель на юго-востоке. Говорят, что смычка с Московским разломом находится в районе Саранска. Дальше граница проходит километрах в тридцати к югу от Моршанска, а потом...
- Погоди, погоди, - Томас принялся отмечать на карте те точки, о которых я говорил.
Я подождал, пока он не поставит на бумаге вторую метку и продолжил:
- Потом Проклятые земли накрывают практически весь Тамбов и уходят дальше на юг. Как далеко, мои информаторы не знают.
Крайчек выбрал черный карандаш и соединил все новые метки одной жирной дугой. После чего он отошел на шаг, чтобы оценить получившуюся картину.
- Выходит, что для обитания нам остается треугольник с вершинами Истра, Воронеж, Саранск.
- Да, примерно так. С севера разлом, с юго-запада и юго-востока две гигантские мертвые зоны.
- А наше Одинцово в одном из углов этого треугольника. Да еще в том самом углу, через который идут кентавры. Невесело. Очень даже невесело.
- Можно попробовать уйти. В Истре и Звенигороде к этому склоняются все больше и больше. Вглубь, вот сюда, на юг Рязанской области, - я ткнул пальцем в карту.
- Это ничего не решит, - Крайчек отрицательно покачал головой. - Во-первых, со временем кентавры доберутся и туда. Во-вторых, потеряем много людей при переходе. И, в-третьих, с чего мы там будем жить? Мы ведь держимся в основном только за счет запасов продовольствия, которые еще сохранились в крупных городах. А в том месте, о котором ты говоришь, городов мало. Их запасов надолго не хватит. Получится, что мы станем конкурировать с местными жителями. А это... - Крайчек тяжело вздохнул. - А это война.
- Да-а-а, только войны нам и не хватало, - согласился я.
- Значит, выход один - держаться. Укреплять лагерь, пытаться производить продукты самим, чтобы поменьше зависеть от остального мира.
- Весь вопрос успеем ли мы стать независимыми до того, как сдохнем, - я не стал лукавить и сказал то, что думал.
- Это одному богу известно, - Томас махнул рукой и предложил: - А пошло оно все, давай выпьем!
Ну, наконец-то, разродился! Готовность поддержать это предложение так явно отразилась на моем лице, что Крайчек улыбнулся. Он подошел к шкафу, отодвинул несколько пухлых томов и, засунув в образовавшееся отверстие руку, выудил оттуда на две третьих опорожненную бутылку "Смирнова". Две битых, но чистых эмалированных кружки отыскались в нижнем ящике стола. Там же обнаружилась и начатая пачка печенья. "Чайное" - гласила надпись на пестрой упаковке.
Только мы нацедили по пятьдесят грамм, как входная дверь заскрипела, одна из ее створок приоткрылась. Без стука к начальнику лагеря мог входить только один человек.
- Ниночка, приветствую! Прекрасно выглядишь! - выпалил я еще до того, как вновь прибывший сделал шаг внутрь.
- Спасибо за комплимент, - женщина появилась на пороге.
При первом же взгляде на нее я прикусил язык. Да, это была Нина, только вот ее кругленькое миловидное личико выглядело совсем не таким, каким я его привык видеть. Волосы женщины были коротко острижены, лоб перетягивала белая, сделанная из порванной простыни повязка. Левые глаз и щека представляли собой один темно-фиолетовый кровоподтек.
Нина закрыла за собой дверь и усталой походкой двинулась к нам. Проходя мимо дивана, она небрежно, словно дамскую сумочку, бросила на него видавший виды Калашников.
- Ничего себе! - само собой вырвалось у меня. - Где это ты так приложилась?
- Там... снаружи, - Нина, не особо задумываясь о направлении, махнула рукой. Оно и верно. Тут куда не ткни, все равно не ошибешься, везде будет это самое "снаружи".
- Ты что, продолжаешь ее отпускать в рейды? - Этот вопрос я задал уже Томасу.
- Эмансипация, - тот бессильно развел руками. - Говорит, что у нее такие же права, как и у других.
Ох, дурак ты Крайчек, - подумал я. Что значит "эмансипация"? Что значит "говорит"? Сказал "Не пойдешь!", стукнул кулаком по столу и точка. Ты ведь в конце концов не только муж, ты еще и командир, так пользуйся данной тебе властью. Нина ведь не простая крестьянка, каких в лагере пруд пруди, Нина биолог, ценный, особенно в нынешней ситуации, специалист. Таких беречь надо.
Женщина словно прочитала мои мысли и тут же поспешила поспорить:
- Между прочим я делом занимаюсь. Важным делом. От которого во многом зависят наши жизни и наше будущее.
Чисто теоретически она, конечно, права, - согласился я. Знать врага, его слабости, особенности, привычки и повадки всегда полезно. Вот только времени у нас на это нет. Стреляй во всех чужих без разбору. Вот то, что мы должны сейчас делать, вот то, что сейчас нас спасет.
Если я участвовал в разговоре Нины с Томасом только мысленно, то они, похоже, зацепили свою "любимую" тему и начали обмениваться не только словами, но и эмоциями. Этого мне сейчас только и не доставало!
- Лучше расскажи, кто это тебе сделал такой "великолепный" макияж? - я опередил Крайчека, который уже открыл рот, готовясь ответить на возмущенную реплику жены.
- Попали в ловушку, подстроенную кентаврами, - Нина силой воли усмирила свой гнев.
- Чего?! - не поверил своим ушам я. Два понятия "кентавры" и "ловушка" не соединялись в моем мозгу воедино, как я ни старался. Кентавры это словно наводнение, словно нашествие саранчи. Мощь, напор, злоба, но полное отсутствие осознанных действий.
- Вот об этом, Максим, я и хотел с тобой поговорить, - нитью беседы завладел Крайчек.
- Полагаю, тут