При этом Юру брат Фемистоклюс покровительствовал. По какой причине это происходило – непонятно, но Витольд несколько раз завистливо говорил ему:
– Ишь как он с тобой возится, как курица с яйцом. Все вы говорите, говорите, никак расстаться не можете. О чем хоть разговоры-то?
Юр пожимал плечами и отвечал:
– О в-всем понемногу. П-политика, госуд-дарственное устройство, ф-финансы.
Так оно и было. Брат Фемистоклюс в простой и доступной форме передавал молоденькому послушнику все то, что знал сам, а самое главное – он учил его думать, анализировать и делать выводы, хотя при этом периодически ругал нещадно за чересчур пылкую фантазию и поспешность решений.
Вот и сейчас Юр напридумывал себе невесть чего и уже был готов, чиркнув кресалом, запалить хутор, как на его окраине залаяла собака.
– Есть жив-вые! – обрадовался послушник и, поправив ремень сумки, скорым шагом отправился туда, откуда раздавалась собачья брехня.
– А ну цыц! – послышалось из-за высоких, в два человеческих роста, ворот, к которым только-только подошел послушник. – Чего расшумелась?
– Хозяин! – стукнул в калитку Юр. – На ночлег не пустишь?
– Вот тебе и раз! – Хозяин дома с той стороны, похоже, удивился, услышав чей-то голос. – А ты кто будешь?
– П-прохожий, – привычно ответил Юр. – Ид-ду в Хольмстаг, но дело-то к н-ночи, чего в поле сп-пать, коли х-хутор рядом? Может, пустишь на сенов-вал, а за мной не п-пропадет. Зап-плачу и за ночлег, и з-за еду, если накормишь.
– Заплатишь? – Селянин за забором казалось, задумался. – Ну, коли так – заходи. Только скажи прежде – не обманешь? Деньги-то у тебя есть?
– С-слово даю, – искренне сказал Юр. – Не стану в-врать, д-денег мало, но на ночлег, хлеб и похлеб-бку точно хватит. Об-бещаю, что расп-плачусь с тобой ч-честь по чести.
Стукнули засовы, скрипнули петли калитки, и послушник увидел хозяина дома. Плюгавенький бородатый мужичонка, с лысиной в полголовы и объемистым брюхом, в свою очередь рассматривал Юра.
– Молодой совсем, – поцокал языком селянин. – Ишь ты. Ладно, чего в дверях стоять, во двор проходи.
– М-меня зовут Юр, – входя в калитку, сообщил хуторянину послушник. – Сп-пасибо вам, что п-пустили. Т-так надоело в п-поле ночевать, слов нет!
– Стерх я, – пригладил бороду селянин. – Ага.
Юр огляделся и отметил, что Стерх живет зажиточно, даже более чем. Две телеги, в сарае явно полно живности, туда-сюда снуют куры. У дальней стороны двора, у забора, огромная поленница, в ней дров, наверное, лет на десять хватит.
– А г-где все остальные жит-тели хутора? – Юр вертел головой, отмечая, что в дальнем углу двора свалены какие-то узлы, и там же к забору прислонены целых пять кос-литовок, что многовато для одного человека. Хотя, может, у него в доме семья?
– Так съехали все, – Стерх лязгнул засовом, закрывая калитку, – совсем съехали. Далеко, в Торсхов. Один я тут остался.
– И не страшно од-дному? – Юр пошел к дому. – Опять же – чего с ост-тальными не уехали?
– Да я не спешу, – селянин обогнал Юра и первым поднялся по крыльцу, – мне и тут хорошо. Тихо и спокойно.
– Так что, хоз-зяин, покормишь меня? – полюбопытствовал Юр. – Г-горячего давно ел.
– Чего не покормить? – пожал плечами Стерх. – Как раз похлебка подошла, ага. Пошли поснидаем.
Юру крайне не понравился хозяин дома, поэтому он очень внимательно следил за тем, чтобы в тарелку к ему не попало что-то кроме похлебки. Слышал он рассказы о корчмарях, которые были мастерами сыпануть в еду или вино дурманящего порошка, а после прирезать неосторожного путника, дабы заполучить его имущество.
– Хороша похлебка, – нахваливал свою стряпню Стерх, ставя перед Юром глиняную миску, заполненную доверху поименованной снедью. – Давеча свинью резал, так вот, наварил из свежатинки.
– Т-так вроде не сез-зон? – удивился Юр, беря со стола кусок хлеба. – Л-лето на дворе, режут же п-по осени?
– Ишь ты, – хмыкнул Стерх, садясь со своей миской напротив послушника. – Городской, а в нашем деле понимаешь. Не сезон, верно. Но куда мне их столько? Не прокормишь.
Юр заработал ложкой, обдумывая, насколько сейчас разумным будет спрашивать у хозяина, откуда у него столько свиней.
– Все уехали, а животину мне продали, за бесценок, – пояснил Стерх. – Так и говорили – куда ее нам? И за гроши чуть не впихивали. А теперь сам мерекую – мне куда столько? Ее корми, за ней ухаживай – хлопотно очень.
Юр покивал, соглашаясь с хозяином. Недоверие к нему не пропало, но звучало услышанное правдоподобно. Да и то – не убил же он соседей? Это слишком даже для сурового Севера.
Пока хозяин и гость ели, солнце полегоньку, помаленьку село за облачка на горизонте.
– Э-э-э-э, да завтра дождь будет, – заметил Стерх, глядя на багровый закат. – Экая досада!
– Д-да? – опечалился и Юр, сразу поверивший в эти слова. Селяне такие вещи всегда наверняка знают. – А м-мне завтра снова в п-путь. Под дожд-дем-то куда как невесело б-брести.
– Это да. – Стерх раскурил трубочку и присел на полешко, стоящее возле крыльца. – Ну ничего, завтра до тракта дойдешь, и ступай по нему. К ночи до Вешек как раз доберешься, а там кто-нибудь тебя непременно на ночлег пустит, так что не в сырости спать будешь. А уж потом вдоль тракта хуторов богато будет. Это здесь глушь, а ближе к столице народ покучнее живет. Ну ладно, гость желанный, иди вон на сеновал. Мы здесь рано спать ложимся, не город, чай. Да, ты прямо на сене не спи, у меня там топчанчик есть, специально для странников положен. На него и ложись.
Юр поблагодарил хозяина, устало добрел до сеновала, рухнул там на топчан и вытянул гудящие ноги. Наконец-то он будет спать не в куче валежника под звездным небом. Воистину – много ли надо человеку для счастья?
Несмотря на то что хозяин оказался весьма радушным, послушник все же предпринял кое-какие меры для своей безопасности. У порога была протянута веревочка с двумя колокольчиками, случись так, что кто-то захочет войти в сарай, звон непременно разбудит спящего. Посох лежал под рукой, да и без него Юр на многое был способен. Четыре года муштры в обители даром для него не прошли.
Сон вроде бы и не шел, но вскоре тишина и запах сена сделали свое дело. Послушник заснул.
– Дзи-и-инь! Динь-дон! – звон колокольчиков сигналил о том, что кто-то вошел в сарай. Юр даже еще не открыл глаза, а его рука уже скользнула к посоху и сомкнулась на нем.
– Ну-ну-ну, – миролюбиво сказал Стерх, и его нога, обутая в сапог, сделанный из мягкой кожи, отбросила посох в сторону. – Не шали. Да и что тебе в этой деревяшке? Как ты ее поднимешь-то?
Юр попробовал пошевелиться и понял, что это невозможно. Какая-то тяжесть просто припечатала его