— Это не проблема. Просто сам понимаешь, кого попало к ней в голову пускать нельзя.
— Понимаю.
— Но я думаю, мне удастся уговорить Анну Алексеевну нам помочь.
— Я не знал, что она менталист.
— Не знал и дальше не знай! — сказал Милютин и улыбнулся.
Я понял намёк и подтвердил это кивком, а Иван Иванович посвятил меня в дальнейшие планы:
— По прилёте в столицу разместим обеих девушек в закрытом госпитале КФБ и восстановим им память. Потом внучку Воронцова, если это действительно она, отправим под защиту деда. А твою подругу, кем бы она ни была, немного подержим под охраной. Домой её пока отпускать нельзя во избежание утечки информации. Лучше предотвращать проблемы, чем исправлять. Сейчас у нас не так много свободных ресурсов. Тебе уже рассказали, что происходит в стране? Про Петербург в курсе?
— Да.
— Про то, что сепаратистами руководит твой отец, думаю, тоже уже знаешь?
— Да. Мне очень жаль.
— Не сожалей. Ты не виноват, что твой отец выбрал такой путь.
— Мне жаль, что всё так сложилось.
— Это да, это всем жаль. И раз уж у нас зашла об этом речь, лишний раз хочу напомнить: о том, что студент Кутузовской академии Андреев на самом деле никакой не Андреев, а молодой князь Седов-Белозерцев, знаем лишь я, Александр Петрович, ещё два-три сотрудника КФБ, да твои родители и дядя. С нашей стороны никто не заинтересован в разглашении этой тайны, думаю, со стороны твоих родных тоже, ведь в первую очередь, это вопрос твоей безопасности.
— Я готов к возможным проблемам.
— Вообще, если уж на то пошло, ты сейчас единственный человек во всей России, у которого не должно быть никаких проблем в принципе. По всей стране, кроме Петербурга и Москвы, ты под защитой Александра Петровича. В Петербурге сейчас по факту правит твой отец, а в Москве, после того как ты спас внучку Воронцова, на тебя даже косо посмотреть никто не посмеет.
Милютин сделал паузу, чтобы я осознал смысл сказанных им слов, после чего грустно усмехнулся и добавил:
— Но это в теории у тебя не должно быть проблем, а зная, как ты их притягиваешь, я бы на твоём месте расслабляться не стал!
— Не буду, — пообещал я.
— Молодец! А теперь иди разбуди свою рыженькую, да будем собираться. Пора выдвигаться домой.
— Да хотелось бы. Я, если честно, тут с ума чуть не сошёл за то время, пока Вас ждал.
— С чего вдруг? — удивился Милютин.
— Переживал, опасался, что на заставу нападут немцы. Уже даже рассматривал вариант, как нам самим пробираться поближе к России.
— Вот по пути вас точно могли перехватить, а на заставе вы были в полной безопасности. После нашего телефонного разговора сюда отправили всех одарённых из близлежащих застав и с двух наших военных баз в Беларуси.
— Но я никого не заметил.
— Их отправили для того, чтобы отбить атаку, если она состоится, а не для того, чтобы привлекать внимание и эту атаку провоцировать.
— Могли бы хоть мне сказать.
— А кто знал, что ты такой впечатлительный? Я думал, ты спокойно спишь.
— Уснёшь тут.
— А тебе бы не помешало. Выглядишь ты неважно.
— Мне не обязательно спать. Моя подруга — была лучшей лекаркой в нашем центре. Она сейчас сама выспится, а потом меня быстро в порядок приведёт.
— Ты не просто хорош, ты намного лучше, чем я предполагал! — сказал Милютин и рассмеялся.
В Великий Новгород мы вылетели на вертолёте. Это было оптимальное средство передвижения в плане скорости и надёжности. Вертолёт с защитой от магического и механического урона и двумя сильными магами воздуха на борту был практически неуязвим, и в отличие от самолёта, в случае атаки спокойно опускался магами на землю даже при неработающих или горящих двигателях.
В самом начале пути Агата восстановила мне силы. Затем мы все позавтракали. А потом до самого конца почти трёхчасовой дороги я рассказывал Милютину о своих приключениях: от похищения в Подмосковье до побега из центра «Ост» и прибытия на белорусскую границу.
Глава 2
В Великий Новгород мы прибыли в начале десятого. Точнее, не в сам Новгород, а в расположенный неподалёку от столицы госпиталь КФБ. Заведение, как и сказал ранее Милютин, было закрытым. Я бы даже сказал: очень закрытым. Четыре длинных четырёхэтажных корпуса располагалось в глухом лесу и походили больше не на госпиталь, а на закрытый военный исследовательский центр. И скорее всего, так оно и было.
На крыше одного из корпусов находилась вертолётная площадка. На неё мы и сели. Яроша и внучку Воронцова сразу же унесли сотрудники загадочного заведения, а нам с Агатой Милютин дал пять минут, чтобы попрощаться. Тем более всё равно надо было дождаться переводчика — по-русски Агата не понимала, и до этого момента всё ей переводил я.
Мы отошли от вертолётной площадки к краю крыши, чтобы поговорить наедине. Я огляделся — вокруг, насколько хватало глаз, простирался лес. Возникало ощущение, что мы находимся где-то очень далеко от цивилизации. Агату, видимо, посетили те же самые мысли, потому что она крепко схватила меня за руку и негромко сказала:
— Что-то мне как-то не по себе от этого всего. Очень уж это место похоже на Восточный, только больше размером.
— Главное отличие этого места от Восточного в том, что здесь тебе помогут восстановить память и после этого сразу отпустят домой, к родителям, — сказал я. — Не переживай и не бойся. Иван Иванович — хороший человек, и он хочет нам только добра.
— Я вспомнила: ты этого Ивана Ивановича часто звал во сне и потом, когда выпил зелье.
— Ну вот. Ты тогда спрашивала, кто это. Теперь видишь.
— И ещё ты вспоминал какую-то Милу.
— Милу ты не увидишь.
— Почему?
— Потому что это было очень давно, она сейчас далеко, и эту страницу своей жизни я перелистнул.
— Роберт, ты раньше говорил, что она просто твоя знакомая. Это твоя бывшая девушка, да?
— Да.
— Точно бывшая?
— Да.
Агата обняла меня, поцеловала в щёку и прошептала в ухо:
— А кто нынешняя?
— Не знаю, — ответил я. — То ли Агата, то ли Аня. Всё никак не могу выбрать.
Агата рассмеялась и опять меня поцеловала.
— Кстати, — заметил я. — Надо нам переходить на наши настоящие имена. А то нас могут не понять, если мы в Кутузовке будем звать друг друга польскими именами.
— Надо, — согласилась подруга. — Но как-то это непривычно. Может, когда мне вернут память, будет легче сменить имя.
— Ну да, — согласился я. — А то вдруг окажется, что ты и не Аня вовсе.
— И не русская? И что тогда со мной будет?
— Да пошутил я, — поспешил я успокоить подругу. — Русская ты. Но даже если и нет, то тебя в