— Альбедо, я… я могу дотронуться до твоей груди?

— Что?

Воздух, казалось, превратился в лёд.

Альбедо растерянно заморгала.

А Момонге после собственных слов захотелось хлопнуться в обморок и задёргаться в конвульсиях.

Такого женщинам не говорят, даже если нет никакого другого выбора. Он чуть не заорал на себя: «Подонок!» Когда начальник пользуется своим положением для сексуальных домогательств — это выглядит невероятно гнусно.

«Но выбора нет. Да! Так надо», — убеждая себя таким образом, он восстановил душевное спокойствие и, изо всех сил изображая нажим, присущий высокопоставленному лицу, проговорил:

— Ты ведь… н-не против?

Прозвучало это довольно жалко.

Однако в ответ на его робкие слова на губах Альбедо вспыхнула улыбка, словно распустившийся бутон.

— Конечно же нет, владыка Момонга! Поступайте как вам угодно.

И она с готовностью выпятила грудь. Две пышные округлости оказались перед носом Момонги. Если бы у него была слюна, он бы наверняка несколько раз шумно сглотнул.

Прямо перед ним колыхался соблазнительный женский бюст, туго натягивающий платье. И сейчас он до него дотронется.

Отдалённая часть сознания, сохранившая поразительное хладнокровие в противовес охватившему его напряжению и панике, теперь следила за ним непредвзятым взглядом стороннего наблюдателя. Момонга просто сгорал от ощущения, что он круглый дурак. Зачем он придумал этот идиотский способ, и как его угораздило опробовать такое на практике?

Но когда он украдкой глянул на Альбедо, её глаза почему-то сверкали, словно призывая: «Ну же, прошу вас!» Она буквально тёрлась об него грудью.

Уже не зная, что вызывает дрожь в руке — возбуждение или застенчивость? — Момонга усилием воли унял её, окончательно собрался с духом и потянулся вперёд.

Под тонкой тканью он сначала нащупал что-то жёсткое, зато под ним — нечто невероятно мягкое, с готовностью меняющее форму от его прикосновений.

— А-ах!..

Под издаваемые Альбедо чувственные стоны Момонга завершил ещё один эксперимент.

Предполагая, что он пока ещё находится в здравом уме, происходящему можно было дать два объяснения.

Первое — он попал в новую ДММО-РПГ. Иначе говоря, одновременно с отключением «Иггдрасиля» запустилась другая игра, которую, наверное, следует назвать «Иггдрасиль-II».

Однако результаты только что проведённой «проверки» свидетельствовали, что вероятность такого события крайне мала.

В «Иггдрасиле» любые действия, попадающие под категорию «18+», были строго запрещены. Даже что-то из разряда «15+» могло быть сочтено грубым нарушением. Наказывали за них весьма сурово — помимо того, что имена нарушителей публиковались на официальном сайте игры, их аккаунты замораживали.

Дело было в том, что если бы кто-то обнародовал логи, создателей игры могли привлечь к ответственности по закону об охране общественной морали в индустрии развлечений. То, что сейчас проделал Момонга, в обычных обстоятельствах вполне потянуло бы на запрещённые действия.

Если бы он сейчас находился в мире «Иггдрасиля», ему бы тем или иным способом дали по рукам. Любой ГМ или администратор, наблюдающий за обстановкой, уже пресёк бы такие безобразия. Но на это не было и намёка.

К тому же по закону о кибер-имплантах, регулирующему и работу ДММО-РПГ, вовлечение человека в игру без его согласия приравнивалось к похищению с целью выкупа. Если бы Момонгу вдруг кто-то потихоньку затащил сюда в качестве тестера новой игры, это вскрылось бы в два счёта. Тем более, ему не давали выйти — а за такое потенциальный злоумышленник мог и отправиться в тюрьму.

Ведь если всё обстоит именно так, расследование будет быстрым, так как по закону все записи персональной игровой консоли должны храниться неделю. Когда Момонга не появится на работе, кто-нибудь придёт его проведать, полиция изучит консоль, и всё всплывёт на поверхность.

Но вот только чего ради какой-то организации идти на преступление, которое так легко раскрыть?

Конечно, злоумышленники могли бы выдумать отговорки, утверждая, что это просто «ранний прогон будущей игры “Иггдрасиль-II”», или «мы всего лишь накатили патч» — тут ещё сохранялась некая «серая зона», дающая шанс увильнуть от наказания. Но представить, что такое рискованное предприятие принесло бы какую-то пользу компании, разработавшей игру или ею управляющей, было попросту невозможно.

Оставалось считать, что нынешняя ситуация возникла не по замыслу создателей, а по какой-то совершенно иной причине. А значит, ему требовалось принципиально изменить подход к своим попыткам объяснить происходящее, пока земля окончательно не ушла из-под ног.

Одна беда — было неясно, на какой же другой подход стоит переключиться. Ах да, у него ведь было ещё одно, второе объяснение…

Виртуальная реальность превратилась в настоящую.

«Так не бывает, — Момонга с порога отмёл такую возможность. — Безумие какое-то. Бред собачий. Абсолютно исключено».

Но чем дальше, тем более правдоподобной представлялась эта альтернатива.

И ещё — он вспомнил аромат, исходящий от Альбедо.

Согласно закону о кибер-имплантах в виртуальном мире из пяти основных человеческих органов чувств не разрешалось использовать вкус и обоняние. В «Иггдрасиле» существовали еда и питьё, но то, что потребляли игроки, влияло лишь на их игровые характеристики, а не на рецепторы. Кроме того, в некоторой степени было ограничено и осязание. Сделано это было под тем предлогом, чтобы люди не путали, в какой реальности находятся. В результате из-за подобных ограничений виртуальный секс не пользовался большим успехом.

Но сейчас Момонга отчётливо чувствовал запах.

Этот простой факт подчистую сдул вертящиеся на заднем фоне мелкие мысли и опасения вроде: «А как же я завтра пойду на работу?» или «А что будет, если я так тут и застряну?»

— Какие же запредельные нужны объёмы данных, чтобы это передать… если, конечно, виртуальный мир действительно не стал реальным…

Он беззвучно дёрнул кадыком, будто пытаясь что-то проглотить. Умом он отказывался признавать этот вывод, но в душе уже согласился с ним.

И наконец, рука Момонги бессильно соскользнула с пышной груди Альбедо.

Он постарался убедить себя, что тискал её так долго ради установления истины, и что другого выхода у него не было. А вовсе не потому, что она такая мягкая и от неё просто не хотелось отрываться…

— Прости меня, Альбедо.

— О-ох… — она выдохнула так жарко, будто у неё в груди разгорелся пожар. Её щёки теперь стали пунцовыми. Затем, чуть отведя взгляд в сторону, она спросила: — У нас сейчас будет первый раз?

— Ч-что?.. — панически взвизгнул в ответ Момонга.

Сначала он даже не понял, о чём она говорит.

«Первый раз?! Какой первый раз?.. Первый раз — что?.. И кстати, почему она так на меня смотрит?»

— Что мне сделать с платьем?

— А?..

— Мне самой его снять? Или это сделаете вы? Можно и в платье, только… оно запачкается… Но если владыке так угодно, я нисколько не возражаю!

Постепенно её слова начали проникать в мозг Момонги. Правда, он немного сомневался, что в его черепной коробке сейчас имелся мозг.

Когда же он, наконец, догадался, почему Альбедо так на него реагирует и так себя ведёт, у него внутри будто что-то щёлкнуло:

— Альбедо, хватит! Прекрати!

— Ой… Слушаюсь.

— На всякое такое… На это