— Я в вас верю, — мрачно сообщил Бруно.
Гай хотел крикнуть ему: «Да заткнитесь вы со своими теориями!» — однако смог лишь прошептать:
— Мне все это отвратительно.
Узкое лицо Бруно странно исказилось. Сперва на нем возникла удивленная ухмылка, а затем всеведущая гримаса, жуткая и отталкивающая. Бруно пожал плечами и беззлобно сказал:
— Ну ладно. Все равно это отличная идея, и у нас с вами тут идеальный расклад. Идеей я еще воспользуюсь. С кем-нибудь другим, разумеется. Куда это вы?
Гай наконец вспомнил, что в купе есть дверь. Он вышел вон, толкнул следующую дверь и вышел на площадку между вагонами. Холодный воздух хлестнул по лицу, гудок взревел с укоризной. Гай и сам ругал себя на чем свет стоит и очень надеялся, что его вывернет.
— Гай?
Обернувшись, он увидел, как Бруно ужом протискивается в тамбур, еле приоткрыв тяжелую дверь.
— Гай, простите меня.
— Ничего, — быстро ответил Гай, потому что лицо Бруно потрясло его.
В этот миг он и правда напоминал побитую собаку.
— Спасибо. — Бруно склонил голову.
Перестук колес начал замедляться, и Гай чуть не потерял равновесие. К величайшему его облегчению, поезд подошел к станции. Гай хлопнул Бруно по плечу.
— Давайте-ка погуляем и проветримся!
Они вышли из вагона в тишину и полную темноту.
— Что такое вообще?! — проорал Бруно. — Где все фонари?!
Гай посмотрел на небо. Луны тоже не было. Ночная прохлада сковывала движения и бодрила. Где-то хлопнула дверь. В темноте вспыхнула искра и вскоре превратилась в фонарь в руках у мужчины, бегущего к хвосту состава, где квадратом света раскрылась дверь товарного вагона. Гай не спеша пошел в ту сторону, Бруно поплелся за ним.
Где-то далеко-далеко, на черной спине прерии, загудел локомотив, потом звук повторился еще дальше. Звук, знакомый с детства, — прекрасный, чистый и одинокий. Как будто дикая лошадь встряхнула белой гривой. В порыве приятельских чувств Гай взял Бруно под руку.
— Не хочу я гулять! — орал Бруно, вырываясь.
От свежего воздуха он задыхался, как рыба.
Поезд тронулся. Гай затолкал большое, рыхлое тело Бруно в вагон.
— На посошок? — предложил Бруно у своей двери, впрочем, без особого энтузиазма; он уже едва стоял на ногах.
— Спасибо, я не могу.
Зеленые занавески приглушали их шепот.
— Обязательно загляните ко мне утром. Я оставлю дверь открытой. Если не отвечу на стук, просто входите, ладно?
Гай, шатаясь, побрел вдоль зеленых занавесок к своему месту.
Устраиваясь на ночь, он по привычке вспомнил о книге. Его Платон остался в купе у Бруно. Гаю неприятна была мысль, что книга пробудет там до утра и что Бруно может взять ее в руки и открыть.
3
В Меткалфе он немедленно позвонил Мириам. Она предложила встретиться возле школы.
И вот он стоял на краю асфальтированного игрового поля и ждал ее. Конечно же, Мириам опаздывала. Интересно, почему она назначила встречу именно у школы? Потому что это была ее территория? В дни, когда он любил ее, он часто ждал ее здесь.
Над головой простиралось ярко-голубое, безоблачное небо. Накаленное добела солнце изливало сверху расплавленные лучи. Из-за деревьев выглядывала верхушка изящного здания с красноватыми стенами; этого здания не было здесь два года назад, когда он приезжал в прошлый раз. Гай отвернулся. Ни души вокруг, как будто жара заставила людей побросать и школу, и дома. Гай смотрел на широкие серые ступени, ведущие к темной арке школьных дверей. Он помнил слабый запах чернил и старой бумаги, исходивший от потрепанных страниц учебника алгебры с именем «МИРИАМ», карандашом нацарапанным на боку. На форзаце была нарисована девушка с локонами. Каждый раз, открывая учебник, чтобы решить задачки за Мириам, Гай видел эту картинку. И почему он был так уверен, что Мириам особенная?
Гай прошел через широкие ворота в проволочной ограде, снова посмотрел на Колледж-авеню — и наконец разглядел вдалеке Мириам. Она шла по тротуару под сенью желто-зеленой листвы — шагала своей обычной, ленивой походкой, никуда не торопясь. Светлые поля шляпки обрамляли ее голову, как нимб, пятна света и тени скользили по фигуре. Мириам непринужденно помахала ему. Гай вынул руку из кармана и помахал в ответ. Его, словно мальчишку, вдруг охватила неловкость. Она знала о проекте в Палм-Бич, эта незнакомая женщина под деревьями. Полчаса назад мать призналась, что упоминала об этом в телефонном разговоре с ней.
— Привет, Гай.
Мириам улыбнулась широким ртом и тут же сомкнула губы, накрашенные розоватооранжевой помадой. Гай помнил, что она стесняется щели между передними зубами.
— Здравствуй, Мириам.
Он невольно окинул взглядом ее фигуру, полную, но без явных признаков беременности, и в голове вспыхнуло подозрение: а не лжет ли она? На ней была яркая, цветастая юбка, белая блузка с коротким рукавом, а в руках она держала большую плетеную белую сумочку из лакированной кожи.
С чопорным видом Мириам уселась на каменную скамью в тени и начала задавать ничего не значащие вопросы о том, как он доехал. Гай заметил, что нижняя часть щек у нее еще больше располнела, и от этого подбородок казался острее, а под глазами появились мелкие морщинки. Было очевидно, что за свои двадцать два года она успела прожить бурную жизнь.
На вопрос Гая она ответила спокойным голосом:
— В январе. Ребенок родится в январе.
Значит, сейчас третий месяц…
— Полагаю, теперь ты хочешь замуж за его отца.
Она слегка отвернулась и опустила глаза. Солнечный луч выхватил самые большие веснушки на ее круглой щеке. Гай наизусть знал их узор, хотя и не вспоминал о нем с тех самых пор, как они с Мириам расстались. Надо же, а ведь когда-то он был уверен, что владеет ею безраздельно, что каждая ее мысль принадлежит ему одному! Ему вдруг подумалось, что любовь — это всегда не более чем иллюзия, правдоподобная, но обманчивая, дразнящая, мучительная. Он не знает ни крупицы того, что происходит сейчас в голове у Мириам. А вдруг так однажды произойдет и с Анной?
— Ведь хочешь, Мириам? — спросил он настойчиво.
— С этим возникли некоторые сложности.
— И какие же?
— Ну, мы хотели бы пожениться в самом скором времени, но пока не можем.
— Вот оно как…
Мы. Гай догадывался, как выглядит ее избранник. Наверняка высокий брюнет с длинным лицом, вроде Стива. Мириам всегда на таких тянуло. Только от такого она согласилась бы родить. А ребенок этот для нее явно желанный. В ней что-то переменилось, и, скорее всего, эта перемена даже не была связана с мужчиной. Просто ей захотелось ребенка. Гай заметил это в осторожности, с какой она присаживалась на скамейку, в отрешенном выражении лица, которое он не раз видел или воображал у беременных женщин.
— С разводом тянуть ни к чему, — сказал Гай.
— Ну, я тоже так считала…