– Возможно, вы знаете кого-то из знакомых Ричарда, кто мог бы на него повлиять? – жалобным тоном спросил мистер Гринлиф.
Есть еще Бадди Ланкно, подумал Том, но зачем его сюда впутывать?
– Боюсь, что никого, – сказал Том, покачав головой. – А почему Ричард не хочет возвращаться домой?
– Говорит, там ему лучше. А его мать совсем больна… ладно, все это семейные проблемы. Простите, что пристаю к вам со всем этим. – Он нервно провел рукой по своим редким, гладко причесанным седым волосам. – Говорит, занимается живописью. Ничего плохого в этом не вижу, но у него нет таланта художника. А вот проектировать яхты он бы мог, если бы только относился к этому делу серьезно.
Подошедшему официанту он сказал:
– Виски с содовой. Вы как?
– Мне не нужно, спасибо.
Мистер Гринлиф смущенно смотрел на Тома.
– Вы – первый из друзей Ричарда, кто согласился хотя бы выслушать меня. Все другие считают, что я пытаюсь вмешиваться в его жизнь.
Том и без того уже сообразил, что так оно и было.
– Очень хотел бы помочь вам, – вежливо сказал он.
Теперь он вспомнил, что деньги Дикки заработал в судостроительной компании, где строили небольшие яхты. Отец, конечно же, хотел, чтобы сын вернулся домой и взял в свои руки семейную фирму. Том улыбнулся, глядя на мистера Гринлифа, – так, без всякой задней мысли, – и допил свой стакан. Он уже собрался было встать и уйти, но огорчение, исходившее от его собеседника, было ощутимо почти физически.
– А где он живет в Европе? – спросил Том, хотя это было ему все равно.
– В Монджибелло, к югу от Неаполя. Говорит, там даже библиотеки нет. Плавает под парусом и рисует, больше ничего не делает. Купил дом. У Ричарда собственный доход – не бог весть какой, но в Италии жить можно. Каждому свое, но лично мне там бы не понравилось. – Мистер Гринлиф широко улыбнулся. – Может, выпьете чего-нибудь, мистер Рипли? – спросил он, когда официант принес ему виски с содовой.
То́му хотелось уйти, но ему было жаль оставить этого человека одного.
– Пожалуй, выпью, – сказал он и протянул официанту стакан.
– Чарли Шривер говорил мне, что вы имеете отношение к страховому бизнесу, – дружелюбно заговорил мистер Гринлиф.
– Было когда-то. Я… – Меньше всего ему хотелось говорить, что теперь он работает в налоговом ведомстве, по крайней мере не сейчас. – В настоящее время я служу в бухгалтерии рекламного агентства.
– Вот как?
С минуту оба молчали. Мистер Гринлиф выжидающе рассматривал его. О чем еще можно говорить? Том пожалел, что остался.
– А сколько, кстати, Дикки сейчас лет? – спросил он.
– Двадцать пять.
Как и мне, подумал Том. Хорошо ему, наверное, в Италии. Деньги, дом, яхта. Какой смысл возвращаться? Черты лица Дикки все отчетливее всплывали в его памяти: широкая улыбка, светлые вьющиеся волосы, беззаботное лицо. Дикки везло в жизни. Ему тоже двадцать пять, а чем он занимается? Живет от зарплаты до зарплаты, счета в банке нет. Старается избегать встреч с полицейскими. Когда-то у него было призвание к математике. Почему он так и не заработал на этом? Том почувствовал, как напряглись его мышцы, и он принялся нервно разминать пальцы. Как все это надоело, до чертиков! Лучше бы сидел один за стойкой бара.
Том сделал большой глоток.
– Я с удовольствием напишу Дикки, если вы дадите его адрес, – быстро проговорил он. – Надеюсь, он меня не забыл. Помню, как-то мы провели с ним уик-энд на Лонг-Айленде. Насобирали мидий, и все ели их на завтрак. – Том улыбнулся. – Кого-то стошнило, да и вечеринка не удалась. Как раз тогда Дикки сказал, что собирается в Европу. Кажется, вскоре он и уехал…
– Точно! – воскликнул мистер Гринлиф. – Это было как раз перед его отъездом. Да-да, Ричард что-то насчет мидий рассказывал. – Он громко рассмеялся.
– Я несколько раз был у вас, – подхватил Том. – Дикки показывал мне модели яхт, которые стояли в его комнате на столе.
– Это детские поделки! – заулыбался мистер Гринлиф. – А эскизы свои он не показывал? Или чертежи?
Нет, этого не было, но Том радостно согласился:
– Конечно показывал. Нарисованы пером, некоторые просто класс!
Том никогда их не видел, но теперь он хорошо представлял то, о чем шла речь, – подробные чертежи, где помечена каждая гайка, каждый болт. Он ясно видел, как Дикки с улыбкой показывает ему чертежи. Том мог бы несколько минут, на радость мистеру Гринлифу, описывать чертежи в подробностях, но сдержался.
– У него талант, – с довольным видом произнес мистер Гринлиф.
– Точно, – согласился Том.
Ему стало совсем тоскливо. Ему было знакомо это состояние. Иногда он чувствовал себя так на вечеринках, но чаще – когда обедал с тем, с кем обедать и не собирался, а обед все затягивался. Будь это очень нужно, он и сейчас мог бы, наверное, с час распинаться о том о сем, но он знал, что потом что-то взорвется у него внутри и он сорвется из-за стола.
– К сожалению, я не совсем сейчас свободен, а то бы с радостью поехал к Ричарду и попытался уговорить его. Может, что-нибудь и вышло бы, – сказал он лишь потому, что мистер Гринлиф ждал от него каких-то слов.
– Если вы и правда так думаете… но вы ведь не собирались в Европу?
– Нет.
– Ричард всегда прислушивался к мнению своих друзей. Если бы вы или кто-то другой из его знакомых могли взять отпуск, я бы организовал вам поездку. По-моему, в этом гораздо больше толку, чем если бы к нему поехал я. А вам никак не удастся взять отпуск со службы, а?
У Тома екнуло сердце. Он сделал вид, будто погрузился в раздумье. Тут что-то есть. Он интуитивно это чувствовал. Работы у него никакой нет. Да и из города нужно уезжать. Он сам собирался покинуть Нью-Йорк.
– Надо попробовать, – осторожно произнес он, при этом на лице его сохранялось задумчивое выражение, будто он размышлял о том, как обойти все препятствия.
– Если бы вы согласились поехать, я бы с радостью оплатил ваши расходы, об этом нечего и говорить. Вы и правда могли бы съездить? Скажем, осенью?
Была уже середина сентября. На мизинце мистера Гринлифа поблескивала золотая печатка с полустершимся гербом. Том не сводил с нее глаз.
– Пожалуй, мог бы.