Миссис Армитедж подняла взгляд от пуловера образца ВВС, который вязала, и тут же упустила петлю. Женщина она была крупная, белокурая и в высшей степени добродушная. Она надела старый твидовый костюм, а потертую фетровую шляпку, как всегда, сдвинула на одно ухо. Свободная спица отвратительного ярко-розового цвета была воткнута в густую спутанную массу волос. Когда-то почти золотые, они находились ныне в переходном состоянии, перемежаясь прядями седины, что, пожалуй, больше даже подходило к ее веснушчатой коже, светлым глазам и большому мягкому рту. Твидовый костюм, очевидно, был когда-то грязно-горчичного цвета. Она бы первая признала, что он нарушает гармонию комнаты. Вполне в ее духе было бы сказать: «Но вы только представьте себе комнату, которая бы со мной гармонировала!»

Данная же комната была декорирована для Анны Джослин, когда та вышла замуж. Комната была по-шаблонному прелестной, со своим цветастым обивочным ситцем, голубыми занавесками и старинным фарфором – словом, в высшей степени подходящей для двадцатилетней новобрачной. На белой каминной полке застыли в грациозных позах фарфоровые фигурки, олицетворяющие времена года. Стоящий в угловом буфете яркий чайный сервиз своим тоном подхватывал и повторял оттенок штор. Грязно-горчичный твидовый костюм был здесь определенно не к месту, но его обладательницу это, так же определенно, не волновало.

Миссис Армитедж наклонилась к своей племяннице Линделл, которая сидела на коврике перед камином, подбрасывая в вялый огонь еловые шишки, и сказала в своей обычной манере, не в тему:

– Так или иначе, в войне есть один положительный момент – если бы нам пришлось сидеть в той ужасной кичливой гостиной, мне бы хотелось вопить, как тем девушкам, которые на днях написали в «Дейли миррор».

Лин наморщила носик и спросила:

– Каким девушкам?

Миссис Армитедж, вытянув из волос спицу, ответила:

– Тем трем. Им наскучила их работа, и они сказали, что им порой хочется вопить. Ну так я бы тоже вопила, если бы мне пришлось сидеть в комнате с семью люстрами и пятьюдесятью зеркалами.

Линделл послала ей воздушный поцелуй.

– Только с шестью, дорогая, – я вчера их считала, – и с тремя люстрами. Я совершенно согласна, но почему кичливой?

– Потому что сэр Амброз Джослин, который был дедом Анны и двоюродным дедом Филиппа, создал ее на деньги своей жены. Я полагаю, он сделал это, чтобы ее позлить, – они не ладили, ты ведь знаешь. Она его оставила, но он умудрился до этого соорудить гостиную и выстроить то ужасное северное крыло, и, полагаю, она почувствовала, что больше этого не вынесет, и убралась вместе с деньгами, пока он все не истратил, а не то Анне бы ничего не досталось, а Филиппу пришлось бы продать Джослин-Холт. Так что все к лучшему. О боже, я упустила петлю!

Лин хихикнула – это была милая крошка, стройная, бледная, сероглазая, с густыми мягкими темными кудрями – и дотронулась рукой до пуловера.

– Две, дорогая. Вам лучше не отвлекаться. Лучше дайте мне.

– Нет, я подхвачу их сама – я смогу, если серьезно возьмусь за дело. Да, я считаю, Филиппу повезло, что и Анна, и деньги оказались под рукой. Конечно, сейчас прошла мода на браки между кузенами. Забавно, как меняется мода, потому что в викторианских романах это было сплошь да рядом – даже между двоюродными, что уже чересчур. Анна и Филипп только троюродные, и поскольку он унаследовал титул и имение, а у нее были деньги на их поддержание, все сказали, что лучше и не придумаешь… хотя не знаю, как бы они ладили, если бы брак продлился, потому что Анна, конечно… ну, Анна… – Голос миссис Армитедж замер, она ловила убежавшие петли.

Линделл порозовела и горячо сказала:

– Анна была славная.

Миссис Армитедж вернула петлю на розовую спицу и произнесла:

– О да. Анна была привлекательной.

Линделл еще больше порозовела.

– Очень славная!

– Да, моя дорогая. – Светлые глаза моргнули. – Конечно, у тебя было – как это у вас зовется – помешательство на ней в школьные годы, верно? Я и позабыла. Но ведь ты не часто видела ее с тех пор?

Линделл покачала головой.

– Только на свадьбе. Но я никогда не забуду те летние каникулы за год до войны, когда Анна гостила здесь со своей тетушкой. Я часто думала с тех пор, как легко было бы Анне досадовать на меня. Помните, тут были вы, миссис Кендал, Филипп и Анна. Анне было девятнадцать лет – уже вполне взрослая, – а мне только шестнадцать, я была просто соплячкой и, наверное, ужасно ей докучала, но Анна вела себя чудесно. Множество девушек раздражались бы на ее месте, третировали меня и не желали бы возиться с подростком, но Анна была просто чудесна. Она всюду брала меня с собой и позволяла во всем участвовать. Она была славная. И если Филипп не поладил с ней, после того как они поженились, то это, вероятно, его вина.

Милдред Армитедж посмотрела на нее поверх своего растерзанного вязанья.

– Они оба любили поступать по-своему. Оба были всего лишь детьми, а Анна была очень хорошенькой и с кучей денег, и она заранее не подумала, что это совсем не сахар – распоряжаться деньгами, когда ты замужем за таким гордым человеком, как Филипп.

Глаза Лин глянули на нее с испытующим выражением.

– А Филипп гордый?

– О, моя дорогая, конечно!

– Так ли уж?

– Ну… – Миссис Армитедж пожала плечами. – Как бы там ни было, за такой недолгий срок дела у них просто не успели разладиться. А может, они бы и вовсе не разладились. Или сначала бы пошли наперекосяк, а потом опять выровнялись. Ты можешь думать о ней вполне доброжелательно.

– Со мной она была чудесной, – в третий раз повторила Линделл. – Было так любезно с ее стороны пригласить меня в качестве подружки невесты.

Она встала и, пройдя до середины комнаты, подняла глаза на висящий над каминной полкой портрет женщины в полный рост. Это было знаменитое полотно работы Эмори «Девушка в меховом пальто», и оно было написано с Анны Джослин через несколько недель после свадьбы. Мягкий темный мех поверх тонкого голубого платья, нити жемчуга, светящееся овальное лицо с розовыми губами, в ореоле тронутых золотом небрежных завитков, нежное цветение юности и счастья. Анна Джослин смотрела с картины как живая. Молодая женщина в мехах, с непокрытой головой, быть может собирающаяся на вечеринку и улыбающаяся в предвкушении. А год спустя она погибла где-то на пляже в Бретани, под треск автоматных очередей.

Глаза Линделл расширились. Она продолжала смотреть на картину, сияющую в лучах электричества всеми красками. Комната Анны… портрет Анны… А сама Анна погибла двадцатиоднолетней! Девушка гневно