На его плечо легла рука, и он, обернувшись, увидел Сюзанну.
— Ты что здесь делаешь? — спросила она, недобро глядя потухшими глазами. В сумерках казалось, что она стала больше, массивнее, и Северина как громом поразило: она ждет ребенка.
— Сюзанна! — прошептал он.
Впервые за много недель в его опустошенной душе забрезжил свет. Тьма внутри затрепыхалась, и он испугался.
«Зачем я сюда пришел?» — пронеслось в голове. Он стоял в тиши пустынной сумрачной улочки и трепетал перед лицом еврейки. Пальцы, цепляющиеся за камень, задрожали, кровь застыла.
— Я не убийца, — произнес он вслух и в ту же секунду словно в незримом зеркале увидел себя — исполненного пороков, изъязвленного и покоренного ими.
— Боже! — вскричал он, и этот возглас открыл ему истину: он явился сюда, дабы расправиться со старым Каином.
— Боже!
Голос его был столь пугающ, что Сюзанна побледнела. Мир поплыл перед ее глазами, сердце чуть не остановилось, и помутившимся взором она увидела, как Северин бежит по улице во тьму.
* * *
Было уже поздно, над башнями висела спокойная белая луна. Облака рассеялись, стало светло и холодно. Северин шел по аллее Королевского сада и вдыхал сырой воздух, пахнущий наступающей весной. Внизу раскинулся город. Вдали, подобно глазам полусонного зверя, горело несколько фонарей. Северина знобило. Подумалось о тысячах горожан, беспомощно тонущих, как и он, во мраке жизни. Он вспомнил о людях, которых знал — тех, кто также потерял себя самого. О Карле, которая отчаянно кидалась из боли в боль; о Конраде, чей гроб недавно опустили в землю; о Сюзанне, носившей его ребенка из чистой ненависти к собственному отцу. Северина терзала великая печаль. Он вглядывался в тени у домов и видел свой образ, увязший в загадках любви и смерти, мечущийся по улицам, чьи камни источали мысли об убийстве, ослепляющие душу. Он зарыдал, и слезы были едкими и резкими, как уксус. Уткнувшись лицом в ствол дерева, он впился зубами в кору. На него обрушилось одиночество и жажда встретить кого-нибудь, кто мог бы стать ему опорой.
Вдруг показалось, что в темноте блеснули глаза, знакомые, но давно забытые. Чудесный, добрый голос пробудился в памяти и зашептал слова утешения. Северин развернулся и зашагал вниз по дороге к мосту.
* * *
Окно комнатушки на Староместской площади еще горело. Оно всегда гасло последним, гораздо позже остальных в этом большом доме. В городе царил сон, летучие мыши метались перед часами ратуши, но Зденка не ложилась до тех пор, пока думы не изматывали ее, а лампа не начинала мигать.
Северин поднялся к ней на этаж и застыл у двери. Он постучался и хотел позвать девушку, но голос не слушался.
— Северин!
Она открыла засов и, смущенная и сияющая, стояла в дверном проеме. Светлые волосы разметались по платью, руки были прижаты к груди. Осунувшееся личико озарилось, когда она подставила губы для поцелуя.
— Я знала, что ты вернешься, ждала тебя…
Северин опустился перед ней на колени и погладил ее руки. Он напоминал себе ребенка, сбежавшего из дома, но наконец пришедшего обратно.
— Я люблю тебя, — сказал он, понимая, что теперь говорит правду. А потом произнес ее имя, сердечно и счастливо, как никогда раньше:
— Зденка! Зденка!
Рука в руке, они подошли к окну и посмотрели в ночь. В переулках горланили пьяные, луна отражалась в оконных стеклах. Она висела над крышами города, как очаг, окутанный белым дымом. Северин ощутил, что происходит нечто волшебное, более прекрасное и великолепное, чем все приключения из книги про Богемские войны. Он наклонился к Зденке, ища ее губы, а когда поцеловал, тишину лунной ночи разорвал гул, раскатистый удар, будто земля разверзлась.
На Влтаве начался ледоход.
Книга вторая ПАУТИНА
1
Исподволь опять пришло лето. В жизни Северина одна неделя незаметно сменяла другую, однако ничто не могло растормошить усталое сердце, застывшее с конца зимы. В тот вечер, когда он, несчастный, в слезах, появился в комнате Зденки, он и мечтать не мог о покое. Но сейчас в душе его царил поразительный штиль, обострявший ум, отчего Северин ходил улыбаясь, будто человек после тяжкой болезни. В нем пробудилась тонкая наблюдательность, и он взирал на мир с его тысячью мелочей, как чужак, для которого все внове и не перестает удивлять. Каждое утро он просыпался после долгого крепкого сна: горячее солнце сияло в окне, и он, открыв глаза, тут же зажмуривался, ослепленный; или, бывало, теплый дождь барабанил по стене дома, и Северин полной грудью вдыхал милую сладость влажного воздуха.
Они со Зденкой больше не расставались.
Воспоминания о зиме часто возвращались, навевая страх. Его любовь искала в Зденке защиту и с детским благоговением лелеяла их союз. По воскресеньям они, совсем как раньше, гуляли по паркам и предместьям. Сидя в кафе под открытым небом, они слушали, как на эстраде полковые оркестры одну за другой играют мелодии из Верди и Вагнера, венских оперетт и «Мечты австрийского резервиста». Свет пробивался сквозь листву каштанов и прыгал зелеными отблесками по скатерти, все еще хранящей сыроватый запах прачечной. Северин смотрел на красивое лицо Зденки и с медлительностью выздоравливающего подносил сигарету ко рту. Голоса людей, беседующих за соседними столиками, ласкали слух. Сама размеренная, упорядоченная, комфортная жизнь обращалась к нему в обрывках их разговоров, и он радостно в ней терялся.
Северину казалось, что в этом году лето совершенно изменило Прагу. Он всем телом чувствовал, как кипит ее кровь, но это больше не пугало его. Однажды, ближе к вечеру, прежде чем встретить Зденку у конторы, он пошел прогуляться по солнечным улицам. Смотрел на дворников, поливающих мостовую, и чувствовал себя счастливым, когда вдруг замечал фонтанчики воды, вырывающиеся из дырявых шлангов, и радугу, переливающуюся в каплях. У фонтана Франца и на набережной цвела акация.
Северин уселся на скамейку над рекой. Внизу текла Влтава, мимо, к мельницам, медленно плыла парусная лодка. Гряда облаков причудливой формы появилась в небе и на какое-то время закрыла солнце.
Северин помнил эту картинку с детства. Когда-то они с отцом ждали здесь, под акациями на набережной, тетю Регину. Забрезжило смутное воспоминание о тех днях, и перед глазами вновь встала темная комнатка в полуподвале, где тетушка жила вместе с немолодой подругой. Он всегда с удовольствием ходил к ним. За окном, за тюлевыми занавесками, висел домик с термометром, а у дверей домика стоял человечек под красным жестяным зонтиком. Подруга была больна: ее ослабевшее тело пожирал рак. Она арендовала киоск на Вифлеемской площади, деревянную будку на углу улицы, и днем торговала сигарами. В комнате, которую она делила с тетей