– Кого ты думаешь обмануть этим? – спросил аргентинец. – Их не проведешь: они видели все и ко всему привыкли.

Пауло оставил свои попытки. И спросил, не страшно ли аргентинцу.

– Еще как! Прежде всего – потому, что у меня уже стоят две въездные визы в Голландию. Могут подумать, что я зачастил. А это будет значить только одно.

Наркотрафик. Но насколько Пауло знал, в Голландии наркотики не запрещены.

– Ошибаешься. Опиаты – под строгим запретом. То же самое – кокаин. Разумеется, ЛСД не проконтролируешь, потому что достаточно смочить книжную страницу или кусочек ткани в этой смеси – и продавай по кусочкам. Но за все, что поддается установлению, можно загреметь в тюрьму.

Пауло счел за благо прекратить разговор на этом месте, поскольку ему до смерти хотелось спросить аргентинца, везет ли он что-нибудь в этот раз, а уже одно это автоматически делало его соучастником преступления. Однажды он уже попадал в полицию, хоть ни в чем не был виноват – дело происходило в стране, где на дверях всех аэропортов написано: «Бразилия: люби ее или покинь ее».

Как всегда бывает, когда стараешься отмахнуться от неприятных мыслей, выбросить из головы их огромный негативный заряд, несущий с собой еще более дьявольскую энергию, от одного лишь воспоминания о случившемся в 1968 году его сердце забилось учащенно, и во всех подробностях воскрес в памяти тот вечер в ресторане на Понта-Гросса в Парана – бразильском штате, поставляющем паспорта для белокурых и светлоглазых.

Он возвращался тогда из своего первого долгого путешествия по «тропе хиппи». Вместе с тогдашней своей возлюбленной – она была на одиннадцать лет старше Пауло, родилась и выросла при коммунистическом режиме Югославии, происходила из знатной семьи, которая все потеряла при новой власти, но все же сумела дать дочери образование: та выучила четыре языка, сбежала в Бразилию, вышла замуж за миллионера (причем с правами совместного владения имуществом), бросила его, обнаружив, что он считает ее уже старой (ей было 33 года) и крутит роман с 19-летней, но благодаря великолепному адвокату получила такую компенсацию, что всю оставшуюся жизнь могла больше не работать – Пауло отправился в Мачу Пикчу на так называемом «поезде смерти», сильно отличавшемся от того, что представлял он собой сейчас.

– Почему его называют «поезд смерти»? – спросила она у человека, проверявшего билеты. – Ничего особенного в пути не было.

Пауло нисколько не интересовал ответ, но прозвучал он немедленно:

– В прежние времена этот состав использовали для перевозки прокаженных, а также тех, кто стал жертвой эпидемии желтой лихорадки, обрушившейся на регион Санта-Крус.

– Хочу верить, что вагоны после этого подверглись тщательной санитарной обработке.

– До сих пор, за исключением одного-двоих шахтеров, решивших свести счеты друг с другом, никто больше не пострадал.

Он имел в виду не жителей штата Минас-Жерайс, а боливийских шахтеров[1], работавших на оловянных рудниках. Что ж, мы живем в цивилизованной стране, будем надеяться, подумали Пауло и его спутница, что в этот день никто не захочет устроить потасовку. Успокаивало их и то, что большинство в вагоне составляли женщины в котелках и в ярких одеждах.

Поезд прибыл в Ла-Пас, столицу страны, находящуюся на высоте 3610 метров над уровнем моря, но, выйдя из вагона, они не сразу ощутили, как разрежен здесь воздух. Однако вскоре увидели юношу-индейца в одежде своего племени – он сидел на земле в полуобмороке. И на вопрос, что с ним, ответил, что ему трудно дышать. Проходивший мимо человек посоветовал пожевать листья коки, свободно продающиеся на рынке – местным жителям этот племенной обычай помогает справиться с удушьем. Юноша уже пришел в себя и попросил оставить его, прибавив, что сегодня же отправляется в Мачу Пикчу.

Портье того отеля, который они выбрали, отозвала в сторонку возлюбленную Пауло, о чем-то коротко с ней переговорила и лишь потом зарегистрировала пару. Они поднялись в номер, часок поспали, но прежде Пауло спросил, о чем шла речь.

– Никакого секса в первые двое суток.

Понять это было легко. Никакого влечения они не испытывали – не хотелось вообще ничего.

В столице Боливии они провели два дня – без секса и не испытывая никаких последствий кислородного голодания. И оба пришли к выводу, что это – лечебный эффект листьев коки, хотя на самом деле кока здесь была ни при чем: явление, называемое «горной болезнью», возникает, когда люди быстро поднимаются на большую высоту над уровнем море (например, прилетают на самолете), и их организм не успевает перестроиться. А эти двое провели семь долгих суток в «поезде смерти», медленно поднимаясь в высокогорье. Это несравненно лучше и гораздо надежнее самолета – Пауло видел в аэропорту Санта-Крус де ла Сьерра памятник «героическим пилотам авиакомпании, отдавшим свои жизни при исполнении долга».

В Ла-Пасе они встретили первых хиппи, которые, как вселенское племя, сознающее свою ответственность и солидарность с собратьями, всегда носили знаменитый символ – перевернутую руну древних викингов. В Боливии же, где вообще все ходят в пончо, в расшитых бусами куртках, в цветастых рубашках, узнать своих можно только по этому знаку на одежде.

Первыми хиппи оказались двое немцев и канадка. Подруга Пауло говорила по-немецки, и ее тут же пригласили прогуляться по городу, а сам Пауло и канадка смотрели друг на друга и не знали, что им делать. Когда через полчаса троица вернулась, было решено не тратить здесь деньги, а немедленно отправиться к высочайшему в мире пресноводному озеру, переплыть его на чем-нибудь, высадиться на другом берегу уже на перуанской территории и двигаться прямиком на Мачу Пикчу.

Все шло бы в соответствии с намеченным планом, если бы по прибытии на берег Титикаки (так называлось это озеро) они бы не обнаружили там древнейший памятник под названием Ворота Солнца. А вокруг, взявшись за руки, сидели хиппи, а вновь прибывшие и боялись прервать ритуал, и хотели принять в нем участие.

Какая-то девушка заметила их, молча подала им знак, и они подсели к остальным.

Почему они находятся здесь, стало ясно сразу – ворота говорили за себя сами. В самой середине большого камня была щель – вероятней всего, от удара молнии – а вокруг нее были вырезаны великолепные рельефные изображения, рассказывающие истории былых времен – полузабытые, но живые, мечтающие, чтобы их вспомнили и открыли заново. Вдоль верхней кромки были изображены ангелы, боги, – утерянные символы культуры, которая, как утверждали местные жители, научит, как восстановить наш мир в случае, если человеческая алчность погубит его и уничтожит. Пауло сквозь отверстие в камне увидел озеро Титикака и заплакал, почувствовав свое кровное родство с создателями этого памятника – с теми, кто второпях покинул эти места, даже не докончив работу, кто ушел, словно