— Але! Мужчина! Кто разрешил? Почему нарушаем?
Парень забеспокоился:
— Простите, я очень тороплюсь в Шереметьево, в аэропорт. Самолет. Вы же видите… — он осекся на полуслове.
Очередной автомобиль, прорвавшись сквозь смрад и ругань, чиркнул по дорогому плащу грязным крылом. Но такие мелочи виновато топчущийся на месте «регулировщик» уже не замечал.
— А кто не торопится? — с вызовом спросил гаишник и не глядя ткнул толстым пальцем в гудящую массу. — Все торопятся. Сам видишь, как люди нервничают.
— Я вижу. А вот вы? Вы почему ничего не делаете? — Мужчина тоже нервничал, и голос его уже срывался.
— Я? Я-то как раз делаю! Вот сейчас тебя уберем с перекрестка, а за свое самоуправство ты получишь пятнадцать суток, и будет полный порядок.
Гаишник поднял жезл и угрожающе двинулся на «регулировщика». Мужчина осекся и, задрожав всем телом, отпрыгнул от очередного наезжавшего на него автомобиля, а между ним и надвигающимся сержантом оказалась машина.
Что делать?
«Быть или не быть?» — пронеслось в голове Алека Кантаровича.
Он никогда в жизни не дрался. Его били. В детстве очень часто, а вот он даже не сопротивлялся. Лишь закрывал лицо руками. Так и лежал на земле во дворе, на школьном полу или туалетном кафеле до тех пор, пока мучители не уставали и не теряли к нему всякий интерес. Сейчас ему тоже захотелось закрыть голову руками, упасть в вечную московскую слякоть под лысые колеса какого-нибудь «помидорного рыдвана» и дождаться окончания этого кошмара. Или…
«Убежать?!»
А почему бы и нет? Ведь этот сержант не знает, ни на какой машине он приехал, ни куда движется. Эх, если бы не аэропорт и встреча американской гостьи, он бы даже не сунулся на улицы столицы в такой сумасшедший час. Разделивший милиционера и Кантаровича ржавый «Опель» начал двигаться. Через мгновение красная распаренная рука стража закона сцапает Алека, и карательный механизм будет запущен. Остановить его будет практически невозможно, потому что паровой каток государственного обвинения имеет лишь одну передачу — «полный вперед».
Отчаянно просигналили машины, гаишник отвлекся, и Алек судорожно огляделся, а через мгновение ноги сами понесли его прочь. Он прыгнул еще раз, потом побежал и вскоре уже исчез в чаду и выхлопных клубах продолжавших биться в непримиримой дорожной схватке железных коней москвичей и гостей столицы.
Сержант презрительно сплюнул и на всякий случай дунул в свисток. Сипяще-кряхтящая трель утонула в остервенело заливающихся звуках клаксонов. Гаишник махнул жезлом и, развернувшись, затопал к напарнику, который уже не курил, а лузгал семечки, присланные тещей из Ставрополя. Дежурство подходило к концу. Пробка заткнулась окончательно. Больше никто никуда двинуться не мог.
Милосердие
Алек, не замечая встречных прохожих, брел вдоль забитой автомобилями улицы. Впереди, насколько хватало глаз, простиралась обычная вечерняя московская пробка — часа на два. Горожане возвращались с работы.
— Ну что, Сонечка, — глянул Алек в белое небо, — не встречу я тебя… уж не обессудь. Просто не успею.
О том, что Соня уже вылетела, ему позвонили и сообщили из Штатов этой ночью, и заснуть Алек уже не смог. Нет, Соня была бесконечно далека от Института киберфизики и вообще от мира науки, в коем подбирал свои крохи Алек; она занималась, наверное, самым бесполезным делом на свете — благотворительностью.
«Или все-таки полезным?»
Именно после этого ночного звонка Алек вдруг осознал, сколь многие выгоды может принести благотворительность!
Нет, сорить с трудом заработанными деньгами Алек не собирался. Советский Союз кончился, господа! Попрощайтесь с ним и с халявой — навсегда! Просто Алек вдруг ясно понял, что благотворительные программы — отличное прикрытие. И если распорядиться с умом, то и источник заработка, причем весьма неплохого!
Представьте: бороздите вы просторы Интернета, и вдруг на вас вываливается несколько баннеров с изуродованными болезнями детскими лицами, оторванными ручками-ножками и врожденными пороками. А дальше призыв: «Спасите детей от противопехотных мин! Международный благотворительный фонд собрал уже более ста миллионов долларов и помог 5322 невинным жертвам бомбардировок в Ираке, Афганистане, Сирии. Спасем детей от насилия. Мы, взрослые, ответственны за этих детишек!» Ну и далее в том же духе. Вышибай слезу да собирай по пять долларов. И если правильно поставить рекламу… в общем, здесь американочка Соня Ковалевская была незаменима.
Алек усмехнулся. Он хорошо помнил дядю Пашу Ковалевского, удравшего в Америку много-много лет назад. Он-то удрал, а папаню Алека затаскали по комиссиям и еще долго затем тыкали носом: «Ваш друг Ковалевский предал Родину! Страна дала ему образование, профессию, ученое звание и степень, а он…»
Отец очень переживал, но по-своему даже одобрял бегство Ковалевского. А вот когда Алек попытался совершить похожий трюк, ему не повезло. Алек поежился: в расчете на содействие он, оставшись в Штатах, первым делом кинулся искать Ковалевских: они могли помочь пристроиться на первое время. Но старые телефоны, естественно, были отключены, а новых он так и не разыскал.
— А теперь и я вам понадобился… — мурлыкнул Алек. — Что ж, поможем папкиному другу… поможем.
Он вдруг подумал, что все происходит лучше некуда, и если не спешить на помощь Соне со всех ног, а дать ей время поколбаситься в Москве в одиночку, ткнуться носом пару раз до крови… и лишь затем найти, помочь и разъяснить…
— Шелковая станет, — резюмировал Алек, — и наступит у нас эра милосердия… самый настоящий XXI век…
То, что он только что высказал вслух, Алеку понравилось, и он быстро достал блокнот. Подходящее название для его фонда было где-то рядом. Совсем рядом.
«Милосердие XXI века? Нет, провинциально. Милосердие — XXI век? Уже лучше! «Международный фонд милосердия и помощи XXI век».
Алек быстро записал то, что получилось, и схематически подрисовал эмблему: малыш выпускает голубя на фоне земного шара.
«Круто! — подумал Алек. — Тут даже я расплачусь. И тут же расплачусь!»
Два разных ударения на «а» и на «у» давали два разных, однако тесно связанных друг с другом смысла.
Алек рассмеялся и взмахнул руками, напугав встречную женщину неопределенного возраста. Она посторонилась и пропустила странного типа в замызганном плаще и без головного убора. Тот, странно улыбаясь, прошагал мимо. Теперь, когда Алек твердо решил, что Сонечку встречать не следует, у него обнаружилась масса иных, не менее важных дел.
Звонок
Павел Матвеевич прошел из угла в