Завтрак Смертник проспал, зато проснулся к обеду с гораздо меньшей головной болью. Берет в комнате так и не появился. Он вылез из кровати и пошел в санузел. Там он посмотрел на себя в зеркало, и у него тут же из рук выскользнуло мыло, которое он с огромным удовольствием проклял. От чего мыло почернело. Умываться стало нечем. Смертник от всей души проклял его еще раз. Мыло стало похожим на деготь, но зато самочувствие резко улучшилось. Живец со своей стороны также вселил надежду на лучшее. И в таком вот приподнятом настроении с почищенными зубами и помытой шампунем головой он и вошел в помещение столовой.
Огромный зал был переполнен народом. Складывалось впечатление, что еще несколько групп стронгов и рейдеров вернулись домой. Все очень приветливо с ним здоровались, когда он протискивался через стоявших у стены. Хотя в глазах у некоторых из них Смертник читал страх и даже злобу.
Зло он теперь начал ощущать особенно остро. Он всегда чувствовал его. Не особо сильно, но все же. Он заранее знал кто из дворовых пацанов его недолюбливает. Кто из учителей в школе смотрит на него неодобрительно, даже если находился к этому учителю спиной. И он точно знал, когда дома родители устроят очередной скандал. Зло это им не просто ощущалось. Оно проникало внутрь. И селилось в сердце гадкой ползучей змеей.
Периодически он пытался избавиться от этой мерзкой липкой злости, что постепенно накапливалась в сердце. Это происходило неосознанно, и было довольно неприятно для окружающих. Стоило, например, Максима поколотить, как обидчику сразу же становилось дурно.
А если «пулемет Максим», как его называли и во дворе и в школе, начинал психовать, то дело принимало совсем скверный оборот. У некоторых ребят начинала носом идти кровь, хотя по носу они еще получить не успели. Некоторые иногда почему-то начинали кашлять, или чесаться. А у одного его бывшего друга даже однажды случился заворот кишок. И все мальчики были абсолютно уверены, что во всем этом каким-то образом виноват Максим. Друзей это ему явно не прибавляло.
Сам Максим не хотел верить в то, что с ним что-то не так, и искал каких-то разумных объяснений странным происшествиям. Со временем он научился вести себя более сдержано, и только изредка срывался на каких-нибудь гопниках или десантниках, мирно купавшихся в фонтанах. Одного из таких купальщиков, разбившему Максиму нос, пришлось потом ребятам в тельняшках вытаскивать из воды, и долго делать ему искусственное дыхание рот в рот. Десантник выжил каким-то чудом.
После этого случая, к тому времени уже закончивший школу, Максим очень сильно испугался, и совсем перестал срывать свою злость на других. Постепенно он научился переваривать ее своим терпением. Временами ему было конечно очень плохо, но причинять страдания другим он уже не хотел.
Но в Улье такое количество зла Смертник терпеть уже просто не мог. А лишившись ментальной защиты тем более. Он чувствовал зло теперь на удивление остро. Живец, который он только что пил, явно излучал некоторое количество энергии смерти. Мясные блюда на столах несли отпечаток боли, а небольшая группа рейдеров, деловито обсуждавших что-то за длинным столом, активно фонили какой-то мертвечиной. На этих рейдеров, кстати, периодически недовольно поглядывала и Багира.
Она с гордым видом сидела на стуле перед столиком в самом дальнем углу вип-зоны в окружении стронгов, уже ставших ему почти что родными. Смертник приземлился с ней рядом на стул, который мгновенно уступил ему Жемчуг.
— Спасибо, дорогая — Смертник обнял Багиру за шею, и у него чуть не выступила слезинка. — Если бы не ты…
Багира посмотрела на него с умным видом, и ничего не ответила. Но в сердце Смертник тем не менее почувствовал невысказанный ею вслух упрек. «Что же ты?» — как бы сказала Багира. «Ну нельзя же так.»
— Я знаю, прости — сказал ей вслух Смертник.
Багира кивнула, и принялась умываться. Глубокая тарелка перед ней была абсолютно чистой.
— Привет, Смертник — поприветствовал вновь прибывшего Кубань, и все остальные стронги с соседних столиков дружно и доброжелательно загудели. — Или тебя уже Проклятым называть?
— Да, некоторые только так тебя теперь и величают, — Жемчуг, спихнув Кубань с половины стула, сидел теперь на нем, активно щелкая семечки.
— Пока сам не захочешь — перекрещивать не станем, — сурово заметил сидевший поодаль Боцман.
Он толи был не в духе, толи жалел Смертника. Это было не совсем понятно.
— Ты есть хочешь? — спросил Косматый и поднялся. — Могу принести.
— Сиди уж, — ответил ему Берет. — Ты сам только очухался. Я принесу.
— Берет! — Смертник впился в руку друга. — Ты как, все в порядке?
— Мне-то что, — буркнул Берет. — Вот ты конкретно исполняешь…
— Он, кстати, сегодня на ночную вахту на границу сходил, — махнул Нодачи на хмурого здоровяка. — Не стал месяц положенный на печи лежать.
— И как там? — поинтересовался у Берета Смертник.
— Нормально, — ответил товарищ двигаясь к раздаче.
— Я же сам могу, — вдруг вспомнил Смертник, но Берет уже ушел.
— Он сильно за тебя переживает, — послышался голос Телескопа с близко стоящего столика.
— Конечно, — согласился Кобра. — Угораздило же тебя дар такой подцепить. Обычно белой жемчужиной проклятия снимаются. Из кваза, например, нормальным можно стать. А у тебя все наоборот.
— Кваз — это не совсем проклятие, — не согласился Телескоп, но никто с ним спорить и не стал.
— А что это за дар такой — проклятый? Объясни, — попросил сенса Беркут.
— Да уже объяснял в общих чертах, — Телескоп подтащил свой стул поближе к столу Смертника. — Добавлю только, что это не от белой жемчужины дар. Он с ним родился. И после рождения кто-то ему ментальную защиту поставил. Очень мощный ментат это сделал, я про таких сильных даже и не слышал. Эта серая тень и дар тормозила и боль от зла уменьшала. А потом конторские, когда мантию бесстрашия ему впихнули, то вообще все перемешалось, так что и разобрать уже ничего толком было нельзя.
— Это значит какой-то урод мне сначала дар впихнул, а потом его защитой ослабил? И зачем это? — Смертник наблюдал, как Берет аккуратно несет на подносе две полные тарелки с раздачи.
Следом за ним изящной гусыней выступала ярко накрашенная Клава с компотом и куском хлеба.
— Нет. Дар у тебя с рождения. Дары вообще нельзя передавать, по крайней мере я в это не верю. Можно попытаться перенять. Но это очень редко бывает.
— Тогда откуда он у меня? — не унимался Смертник.
— Не знаю. Но белая жемчужина дар проклятого тебе не давала, она… — продолжил было говорить Телескоп.
— Если бы вы знали, — в разговор прямо на ходу вмешалась Клава, ставя на стол компот и кладя сверху кусочек хлеба. — Конечно бы тогда эту жемчужину есть не стали. Жалко, что тогда