И вот, передавая знакомым историю Дьяконовой, я обратил внимание на то, что рассказывать ее необходимо с конца. И даже не с момента гибели девушки в горах, а со случайного нахождения ее тела. Но это, как вы понимаете, не отражено в дневнике, который был обретен после ее смерти и впервые опубликован братом в 1904 году в журнале “Всемирный вестник”. Если между дневником и гибелью есть какая-то связь (в конце дневника Дьяконова обещает покончить с собой), то загадочные обстоятельства нахождения ее тела уж никак не связаны с дневником. Между тем именно они волнуют больше всего. Картина голой мертвой девушки на краю горного водопада вызывает гораздо больше вопросов, нежели любые подробности ее жизни, отраженные в дневнике.
“Почему она была голой?” — этот вопрос задавали мне все. Никто не спрашивал: почему Дьяконова так рвалась на Бестужевские курсы? Почему ее мать была против этого? Зачем поехала учиться в Париж? Как ее угораздило влюбиться в своего психиатра? Зачем пошла в горы одна? Не покончила ли с собой?
Почему она была голой?!
Дело в том, что все происходившее с ней до этого момента не просто объяснимо, но и в известной степени типично. Ничего удивительного, что провинциальная русская девушка конца XIX столетия мечтала об образовании. И, разумеется, девушке было трудно. Ее не понимали родственники, потому что она была девушкой и, по их представлениям, прежде всего невестой. Да, она смогла “выломиться” из своей среды, как говорили тогда. И даже поступила в Парижский университет. Еще и на юриста, что было в то время большой смелости шагом, даже для Франции.
Влюбилась в лечащего психиатра — ну, это уж совсем не удивительно. Скорее было бы странно, если бы она в него не влюбилась. В 26 лет, не имея ни мужа, ни жениха. С проблемной психикой. Как ей было не влюбиться в того, кто внимательно выслушивал ее жалобы и все же как-то ей помогал?
Пошла в горы одна, в плохую погоду. Хотя родня отговаривала. И тут все понятно. Скорее было бы странно, если бы ее уговорили. Ее родная мать не смогла уговорить не ехать в Петербург. А тут какие-то горы. И чтобы она их послушалась?
Несчастный случай в горах — частое явление. Был туман, заблудилась, упала с обрыва, пусть и невысокого, сломала ноги, болевой шок, разрыв сердца, смерть…
Страдала от безответной любви, не выдержала и покончила с собой, прыгнула с обрыва…
Почему она была голой?!
Сегодня мне становится даже смешно, что я столько лет не решался признаться самому себе в простой вещи. Именно вот этот, последний, поступок Лизы Дьяконовой и был главным в ее жизни. Все остальное было, разумеется, важным, серьезным и очень значительным с точки зрения изучения данной эпохи и конкретно — судьбы этой сложной девушки. Так и писала о дневнике Лизы русская критика, когда он вышел и вызвал целый шквал статей. Но ни один из этих критиков, даже умнейший Василий Васильевич Розанов, не решился задать один убийственный вопрос. Что было бы, если бы Дьяконова не погибла в Тироле, благополучно доехала до России и попыталась сама опубликовать свой дневник?
Что, если бы “Дневник русской женщины” (как она сама еще робко и не окончательно называет парижскую часть своей рукописи) был принесен в редакцию “Всемирного вестника” не братом русской девушки, погибшей в горах Тироля и найденной совершенно голой на краю уступа водопада, а самой студенткой Сорбонны Елизаветой Дьяконовой? Да, возможно, его бы и опубликовали. Но заметили бы?
Но представим себе и другой вариант. Пусть бы она и погибла и даже покончила с собой. Это было частое явление в те годы, когда девушки кончали с собой не только из-за несчастной личной жизни, но и как бы в знак протеста против своего бесправия в обществе. После “Бедной Лизы” Карамзина и Катерины в “Грозе” Островского женская эмансипация в России проделала большой путь, в том числе в суицидальном плане. От времени до времени в газетах появлялись статьи о купеческих дочках, насильно выданных замуж и наложивших на себя руки сразу же после венца. Что нового сказала бы Лиза своим самоубийством?
Возможно, поэтому брат покойной, поначалу склонявшийся к версии самоубийства сестры, в предисловиях к отдельным изданиям дневника методично доказывал, что это был не суицид, а именно несчастный случай.
Да, если бы она покончила с собой, это была бы более чем странная история… Разделась, связала все вещи в узел и прыгнула ногами вниз с небольшой высоты…
Согласно полицейским протоколам и результатам вскрытия, на теле не было обнаружено никаких механических повреждений, кроме переломов ног в области голеностопа. Если Лиза не умерла немедленно от болевого шока, она должна была мучиться долго и ужасно! К счастью (если можно так говорить о смерти), она едва ли не умерла сразу, потому что в противном случае нечеловеческие вопли Лизы услышали бы из гостиницы.
Брат Дьяконовой приложил немало стараний, чтобы посмертная слава сестры не была связана ни с самоубийством, ни с сумасшествием. Для полного издания ее дневника он написал обширную статью “Смерть Е. А. Дьяконовой”, где выдвинул свою версию события. Лиза, заблудившись в горах, решила вернуться обратно кратчайшим путем по руслу ручья, который, как она знала, приведет к гостинице. Но ручей в конце склона обрывался уступами водопадов. Желая проделать этот крутой путь, девушка разделась до нижнего белья, чтобы не путаться в длинных полах женского платья, а всю одежду связала в узел и несла с собой.
Версия Дьяконова, на первый взгляд, выглядит весьма убедительной. Наконец, кому, как не ему, было знать характер своей родной сестры? Но все его соображения вступают в противоречие с одним обстоятельством: в горах было очень холодно. Чуть выше или ниже 0 °. И еще — выпал снег.
Согласно полицейскому протоколу, в узле был найден башмак Лизы с правой ноги (“ботинка из черной кожи”). Вторая “ботинка” лежала в метре от узла и, скорее всего, выпала из него. Итак, по версии брата, Лиза спокойно разделась и разулась и босой и раздетой (полуодетой) отправилась в путь. Во-первых, она закоченела бы от холода, еще не связав свой узел. Во-вторых, по пути изранила бы ноги в кровь. Но можно предположить, как это и делает брат, что Лиза просто решила перейти ручей в одном месте в надежде, что на другой стороне тропа не будет такой крутой. И там собиралась одеться, обуться и продолжить спуск. В таком случае можно подивиться ее