- Годный грём – сказал он одобрительно.
- Годный что? – переспросил я. Это слово он произносил с промежуточным звуком – между «е» и «ё», - и я его уже слышал. От Сандера.
- Грём. Слово такое. УАЗик – грём, - болгарка – тоже грём, часы – грём…
- Механизм, машина?
- Вроде того, но не совсем. Всякая сложная штука. Просто слово, неважно.
- Грём! – неизвестно к чему подтвердил Сандер. Произносили они с Йози это слово, кстати, совершенно одинаково.
- Можно завести мотор? – спросил Йози
Я всё равно собирался загонять УАЗик в гараж, дело шло к вечеру, так что я просто залез в кабину и включил стартер. Мотор схватил с пол-оборота, но на холодную призвук был отчётливее. Мы втроём стояли и смотрели, как под открытым капотом рубит воздух крыльчатка вентилятора. Сандер нервно приплясывал, искательно глядя на Йози, Йози молчал. Я пожал плечами, и сел за руль. Воткнул первую и аккуратно закатился в ворота. На сегодня уже в песке навалялся, пора было завязывать.
Когда мотор затих, а я вышел на улицу, Сандер на выдержал:
- Йози, кажи му, кажи! Ипаильно ывает, кажи!
Йози чуть поморщился, но всё же, как бы нехотя, сказал:
- Седло выпускного клапана треснуло на втором цилиндре. Чуть вышло из гнезда и клапан подстукивает. Может выкрошиться, поменять бы.
- Вот так, прям, треснуло, и именно на втором? – мне стало смешно. Кажется, меня непонятно зачем, но разыгрывали. Может быть, чтобы посмеяться, когда я, как дурак, убью целый день на то, чтобы снять головку блока? Не знаю. Одно знаю: услышать это в звуке мотора нельзя никак. Я, может, не самый лучший на свете диагност, но границы возможного понимаю.
Йози укоризненно посмотрел на Сандера, с выражением «ну, я же тебе говорил» на лице. Сандер взволновался:
- Йози нает! Нает!
Ага, ещё один, значит, «художник, который так видит». Ну-ну. Он видит, а я башку снимай. Ага, щазз. У меня и так есть, чем себя развлечь. Тормоза, вон, не сделаны, электрика никакая, рулевой редуктор люфтит…
Йози, впрочем, на мой явный скепсис не обиделся ничуть, и на диагнозе своём не настаивал. Потом, когда мы познакомились поближе, я понял, что это входит в его понятия о вежливости и в принцип ненарушения личного ментального пространства. Он своё мнение сказал и, даже будучи абсолютно в своей правоте уверенным, оставлял решение на других. Это не было проявлением равнодушия, это, скорее, такой своеобразный этикет.
- Может, по пиву? – сказал Йози и широко улыбнулся.
- И то верно, - не стал спорить я.
И мы пошли по пиву.
Ибо сказано:
● К советам других Мастеров относись внимательно, но не принимай с безоглядностью. Даже лучшие из чужих решений остаются чужими.
Великий предел Авторынка
● Почти всякую шпильку можно на время заменить болтиком, но следует помнить о бренности временного.
● Узрев на прилавке Приблуду Полезную, не усомнись в сердце своём - и купи. Ибо всяко лучше иметь Приблуду, нежели не иметь её. Однако же, если скудны финансы твои, то не давай жажде обладания терзать тебя долго, но вспомни о том, что до сих пор обходился ты без этой Приблуды, а значит - перебьёшься и впредь. Ибо сказано: "Забей, и рожковым открутишь!".
● Попавши на Авторынок, да не выйдешь с него с деньгами в кармане - ибо на пути УАЗДао нет ненужного, а есть лишь то, что Авось Пригодится.
В 90-х годах, называемых также “эпохой дикого капитализма» или “эпохой первоначального накопления капитала», я торговал на авторынке всякими железками, напрямую конвертируя свои автомобильные познания в деньги. Накопления капитала со мной как-то не случилось, и “диким капиталистом» я тоже не стал, но сохранил особое отношение к этому месту.
Теперь-то, конечно, авторынок сходит на нет. Вместо мятых контейнеров - красивые павильоны с дорогущей арендой торгового места. Это выглядит очень цивильно, но начисто вытесняет с рынка мелких торговцев, которыми он и был интересен. В павильонах просто автомагазины, которых и так полно по всему городу. Это совсем другой ассортимент, совсем другие цены и совсем другое отношение. «Старички» авторынка - его, можно сказать, лучшие люди, разбирающиеся в железках так, как никогда не натаскаешь наёмного продавца, хоть его всю жизнь дрессируй электрошоком, уходят – не тянут мелкие частники аренду. Но уже тогда меня больше интересовал не сам авторынок, а то, что располагалось за его официальными пределами – барахолка, называемая в народе «геморройный ряд». Почему? Да потому что торговали там «всяким триппером да геморроем» - железками вторичного использования, снятыми со старых, вышедших в тираж машин и мотоциклов. Впрочем, среди этого могли затесаться и детали холодильников, стиральных машин, часов, велосипедов и механизмов вовсе неясного предназначения. Кажется, именно это Йози называл «грём».
«Геморройный ряд» раскинулся широко, покрывая сотни квадратных метров самодельными прилавками, состоящими по большей части из расстеленных на земле тряпок и расставленных на них зелёных пластиковых ящиков для рассады, заполненных железками разной степени потасканности. Для обладателей раритетных автомобилей, вроде моего УАЗа, и вообще для всяческих автомобильных рукодельщиков это был рай. Там можно было найти практически любую железку, а не найдя – попросить, и её привезут на следующий день. Как правило, большая часть ассортимента лежала кучами в тех же Гаражищах, а вывозилось на продажу лишь то, что влезало в транспортное средство «геморройщика». Для экономии денег они не арендовали контейнеров, всё своё возя с собой на древних «буханках», «еразах» и ржавых прицепах с колёсами «домиком» от вечного перегруза. Поэтому приезжал «геморройный ряд» рано утром и раскладывался неторопливо, несколько часов выгружая из плотно забитых кузовов свои сокровища, чтобы потом, практически сразу, начать собираться обратно, растянув этот процесс до конца торгового дня. Рентабельность этого занятия всегда оставалась для меня загадкой: казалось, что прибыль тут далеко не