— Уходите по-хорошему. Здесь деревня не слишком богатая, так что потеряете намного больше, чем найдёте.
Вперёд выехал какой-то остолоп, на вид ему дал лет двадцать, но на его лице уже застыла маска непрошибаемого самодовольства, впрочем, интеллектом, по-видимому, он тоже не особо отличался. Зато выглядел он намного лучше других. Доспех на нём был добротный, конь под ним настоящий монстр этого времени, хотя, наверное, в моём он был бы ещё больше. По каким-то неведомым мне законам, здешние животные по размеру были такими же, как на земле, или ещё больше, хотя, конечно, попадались и экземплярчики поменьше, но эти исключения только доказывали общее правило. Остолоп, увидев, что я восхищенно разглядываю его коня, немного погарцевал, чтобы я понял насколько это сильная лошадь. Я видел как мышцы при движении бугрились, перекатывались, такая 'махина' проскачет с неделю перед тем как устанет, ему только воды и надо будет. Даа…от такого бы коня я не отказался. Судя по всему, животное своего хозяина очень не любило. Прогарцевал он совсем чуть-чуть, а потом был сброшен на землю и чуть не затоптан своим скакуном. Пока 'благородный' остолоп подымался с земли, из его уст вылетала такая похабщина, что я даже невольно восхитился его 'красноречию', но вот суть мне совершенно не понравилось. Как я понял, жеребец попался с характером и уже бог знает (только он про это вряд ли знает) какой раз скидывает своего седока, а последнему это очень надоело и он решил, раз не может подчинить себе это животное, то пусть тогда оно не достанется никому. Ну уж хрен вам, 'благородный' остолоп! Такого коня я вам на растерзание не дам. Свистнув, я протянул руку в сторону жеребца. Тот сначала недоуменно покосился на меня, а затем, смешно тряся ушами, начал медленно приближаться к моей руке, сразу забыв о своем 'хозяине'. Зная, что я совершенно не владею своей чувствительностью в данный момент, я постарался как можно сильнее напрячься, чтобы просчитывать каждый миллиметр своего движения и не дай бог (а тот обязательно даст) испугать бедное животное. Правда, тут же понял, что поступил неправильно, пропала даже та слабая чувствительность, что была до этого. Значит, надо сделать наоборот, поэтому я расслабился, да так что закачался на месте, зато чувства вернулись в той или иной степени. Жеребец был абсолютно черного цвета, от кончиков ушей до кончика хвоста и копыт, глаза были точно черные жуки, я даже не знаю, как с нынешним менталитетом люди не приняли бедное животное за какого-нибудь адского коня, на котором ездят всадники тьмы. Но всё равно жеребец был очень добрым, в глазах была такая неподдельная грусть, что, смотря на них, хотелось разреветься от беспомощности. Видимо, кроме грубости и боли от своего хозяина, больше он ничего не знал, именно по этой причине конь так медленно и опасливо подходил к моей руке. Но вот он, наконец, наклонил свою морду к руке и опасливо ткнулся в неё, я тут же скользнул рукой по его могучей шеи, подходя поближе, а затем обнял и левой рукой, животное в шоке замерло, видимо, его даже ни разу не гладили. Погладив его по шее, успокаивая тихими словами, я взял его голову и нежно поцеловал в ноздри, тот удивленно зафыркал, но голову не отдёрнул. В это же время командир пришёл в себя, что-то злобно заорав, он бросился к оставшимся всадникам. Ещё раз погладив животное по шее, я потянул его за сбрую, чтобы он зашёл за ближайший дом, туда же я подтолкнул Хону, проследив, чтобы они оба скрылись из виду, я опять повернулся к всадникам. По приказу командира лучник уже налаживал на лук стрелу и в этот же момент в деревню вбежали Ярослав и Ролу, остановившись чуть позади меня и по бокам. Подкрепление к крестьянам ничуть не охладило пыл командира, так что лучник поднял лук и, натянув стрелу, прицелился в меня. Но, видя, что я даже не стараюсь сойти с места, он неуверенно посмотрел на своего командира, на что тот пригрозил ему такими пытками, что все сомнения у воина тут же развеялись. В следующую секунду он выстрелил в меня. Ловить стрелы я мог, причем очень хорошо мог. Но в своём нынешнем состоянии я не был полностью уверен, поэтому, когда лучник спустил стрелу с тетивы, я слишком напрягся. К счастью, результат стал наоборот положительным. Стрела замедлила скорость настолько, что я видел, как она проворачивается в полёте. Действуя на пределе своей скорости, я поднял левой рукой лук, а правой резко перехватил летящую стрелу, тут же её наложил и отправил в обратный полёт. Никто толком ничего не успел понять, когда все ждали увидеть мертвым меня, из седла вылетел их же соратник с пробитыми насквозь доспехами. Оперение стрелы торчало с одной стороны, а наконечник проклюнулся с другой. Человек, поднявшись на колени, старался выдернуть её, пока, наконец, смерть не взяла своё, и тот не завалился набок. Воины недовольно смотрели ещё на одного мёртвого, потом перевели взгляды на командира, а затем на меня. Чтобы отбить у них охоту нападать, демонстративно наложил очередную стрелу, рядом это же действие повторили Ролу и Ярослав. Воины некоторое время хмуро рассматривали нас, а затем опять перевели взгляд на своего командира. У того лихорадочно блестели глаза, нервно облизывая губы, он искал выход из сложившегося положения. С одной стороны, в деревне действительно ничего не было такого, из-за чего можно было бы умирать, но с другой, если он уйдёт, то потеряет