Тотчас же была предпринята погоня, и вскоре один был доставлен – это был студент по фамилии Машков; другой, некто офицер Бомбчинский, был смертельно ранен и оставлен умирать в пустыне. Выяснилось, что эти двое белых, переодетые в униформу красных, прибыли на поезде из Ташкента, незаметно сошли на станции Ак-Кум, перерезали телеграфные провода, арестовали и заперли начальника станции с помощником, затем то же проделали с охраной. Восстановив связь, они послали одно сообщение в Чарджоу, а другое – главнокомандующему Красной армии о том, что станция Ак-Кум захвачена, британские войска в тылу, и призвали разоружиться.

Машкова хотели расстрелять на месте, но дерзкая затея этих двух всех так удивила, что решено было отправить пленников в Ташкент. Пусть ЧК выяснит, кто у них в сообщниках.

– Однако зачем вы оказали большевикам такую услугу, – спросил я у рассказчика, – неужели нельзя было представить дело так, будто вы никого не видели, когда были на водокачке? Ведь вы же не большевик, но убили двух белых!

– О, когда вас призывают в Красную Армию, одевают в военную форму, вы подпадаете под их дисциплину и начинаете делать то, что прикажут, забывая все свои прежние привязанности, – был получен ответ. Вот так беспринципная масса русских, будучи однажды – «белыми», а на другой день становясь «красными», губят свою свободу и делаются рабами Третьего интернационала.

Случилось так, что Машков был брошен в ту же тюрьму, где пребывал и я. Там от него я узнал многие подробности данной истории. Также хорошо я знал и Бомбчинского, изобретательного, опытного и храброго офицера. Живя в Ташкенте, он в совершенстве овладел телеграфной техникой, чем и пользовался неоднократно в дальнейшем, посылая ложные сообщения в адрес комиссаров Советской Власти. Когда однажды мне надо было послать человека с важной миссией в Кашгар, мой выбор пал именно на Бомбчинского. И хотя тот не имел опыта езды верхом, смело и отважно преодолел на лошади трудный путь по горным тропам в обход городов и застав. Он достиг цели и вернулся обратно, но к тому времени я уже пребывал в заточении. Несколько позже, когда американской дипломатической миссии понадобилось переслать важное донесение в Персию, а Советские власти не позволили воспользоваться телеграфной связью, задача вновь была возложена на Бомбчинского. Тот в свою очередь заручился поддержкой Мошкова и вдвоём они отправились в военном железнодорожном эшелоне. Как раз тогда, сойдя на станции Ак-Кум, они и осуществили свой дерзкий розыгрыш. Утомлённые после своих ночных приключений, они решили передохнуть в пустыне, но были пойманы. Бомбчинский был ранен в желудок и умер почти сразу. Красноармейцы пристрелили и собачонку.

Спустя несколько дней я узнал, что Белые отступают вдоль дороги на Чимкент и пытаются уйти в горы по долине Чаткала⁽¹⁶⁾. Мне удалось раздобыть лошадь, и я двинулся в том же направлении, чтобы присоединиться к своим. Стоял сильный мороз, и было много снегу, болотистые места и оросительные каналы замерзли, так что мне не стоило труда обойти стороной село Никольское, занятое большевиками, и срезать путь через болота. Моя лошадь была жалкой клячей и едва передвигала ноги. Встреться я с большевиками, не было бы никакой надежды на спасение. С грустью и скорбью размышлял я о том, как часто я ездил бывало по этим вот самым местам и дорогам на своих собственных отменных лошадях, способных уйти от любой погони. Всё вокруг было пустынно и безлюдно, лишь изредка попадались встречные, на лицах коих я мог видеть уныние и страх. Диктатура пролетариата на всём оставляла свой знак.

На исходе дня добрался я до дома знакомого богатого киргиза Якши-бея. Он страшно обрадовался, увидев меня целым и невредимым, т. к. полагал, что меня давно нет в живых.

– Куда путь держишь, тахир[2]? – последовал вопрос.

– В горы поохотиться – ответил я.

– Прекрасно, но переночевать следует здесь. Когда же мы вошли в жилище и остались один на один, он произнёс:

– Тахир, скажи мне правду. Ведь ты не на охоту, ни ружья при тебе, ни собаки, и ты один.

– Да, мне нужно в горы, добраться до войск Белых, что движутся к Чимкенту. Слышал ли о них?

– Если изволишь, дам тебе в проводники своего племянника, он проведёт тебя ночью прямо в горы через степь. Но всё же переночевать нужно здесь, ибо твоя лошадь устала. Утром я пойду на базар и выведаю всё о твоих друзьях у киргизов, что спустились с гор.

Я с радостью согласился. После чая и вкусного плова я улёгся на удобной постели, устроенной из мягких ковров прямо на полу, и укрылся тёплой волчьей шкурой. Жена Якши-бея, просыпаясь ночью, чтобы присмотреть за своим ребёнком, заботливо поправляла на мне покрывало, дабы уберечь меня от холода.

Утром Якши Бей, одевшись в меховое пальто и лисью шапку, оседлал своего лучшего коня и отправился на базар. Но вернулся он лишь поздно вечером, уже пешком, без пальто, шапки и даже без хлыста.

– Вся дорога забита Красными войсками, – со скорбью в голосе воскликнул он. – Они забрали мою лошадь, одежду. Аллах отвратил свой взор от нас и ниспослал нам неслыханные беды. О, тахир, не добраться тебе до гор. Оставайся тут и завтра мы потолкуем с мудрыми и опытными, как быть дальше.

На следующий день собрались полдюжины киргизов и сартов и долго о том судили. Решили так: пока нечего и думать идти в горы, Белые скрылись в отдалённом ущелье Пскема, выход оттуда перекрыт Красной кавалерией и пехотой; для меня есть один выход – остаться пока где-нибудь здесь.

– Не выйдет, однако, скрыться у киргизов, – отметили они, – живут открыто, в селении как в степи, и любой всегда легко войдёт в их дом. Прячься у сартов: они бдительно стерегут свои семьи и жилища, ворота их всегда на замке, и никто без спроса не войдёт.

– Мы пошлём за Акбар-беком. Он старый солдат, служил у Худояр-хана, опытен и надёжен, многих отправил на тот свет, и ты можешь положиться на него.

Часом позже явился в дом богатырского телосложения сарт, роста невероятного, с чёрной бородой, суровым взглядом серо-стальных глаз и умным, энергичным лицом. После обычных приветствий ему объяснили суть дела. Он же просто утвердительно кивнул головой и произнёс:

– Хорошо. Я спрячу тебя, тахир, в своём доме, ибо привык давать убежище гонимым. Ненавижу большевиков, сынов Шайтана! Рад служить тому, кто Царю служил. Многое слышал о тебе. Ночью перебирайся в мой дом.

Поздно ночью меня провожал киргиз. Было полнолуние, но снег валил вовсю, что было как нельзя более кстати. Через полчаса достигли мы ворот фермы, одиноко расположившейся в поле. Мой провожатый подал условный сигнал и ворота