Эйша сердито нахмурила брови:
– Терпеть не могу это твое «но».
– Понимаю, но сама посуди, ехать за столько миль к дорогому другу и везти чашки – как-то слабовато для подданных короны.
– Слушай! – Эйша всплеснула руками от неожиданно пришедшей хорошей идеи. – А если преподнести им что-то из переданного нам Клейто?!
– Браво, сестра! Доставай ларец!
За время, прошедшее с момента его получения от царицы Атлантов, ларчик с драгоценностями открывался лишь дважды.
Впервые – когда Марта хотела расплатиться с Самариным, чтобы покрыть убытки капитана, которые он претерпел за время, потраченное на поиски ее семьи. На что женщина получила резкий отказ, граничащий с обидой.
И второй раз – когда понадобились средства на открытие издательства. Тогда два средней величины драгоценных камня пришлось заложить в ломбáрд[25].
Кроме этих случаев, ларец не открывался. Более того, владельцы договорились к нему не притрагиваться и никому о нем не рассказывать, поэтому хранили его как реликвию. Но теперь был особый повод, и дети с радостью принялись изучать его содержимое.
Покопавшись в высыпанных на кровать богатствах, Майкл воскликнул:
– Смотри! Думаю, тебе это подойдет!
Он протянул сестре украшенную драгоценными камнями серебряную диадéму[26], но Эйша, немного насупившись, отодвинула ее рукой:
– Перестань. Ты же знаешь, что я не люблю украшения.
– Прости, я всегда забываю, что ты… странная девочка.
В ответ Эйша подняла правую руку над головой и пристально посмотрела на брата:
– Хочешь, у тебя из ушей вырастут лилии?!
Тот расхохотался, но потом вдруг стал серьезным и посмотрел на сестру:
– А ты правда это можешь?
Девочка пожала плечами:
– Да я сама не знаю, что могу. Селена объяснила, что скоро мои возможности раскроются, но, когда точно, никто не знает.
– Не расстраивайся, если она сказала, значит, все придет. Я же не переживаю, что я обыкновенный!
Эйша посмотрела на парня, часто захлопала ресницами, будто решив заплакать, а потом прильнула к нему и крепко обняла.
– Ты не обыкновенный, – тихо сказала она. – Ты самый лучший брат на свете.
Засмущавшись, Майкл аккуратно отстранил сестру.
– Ну, все, все. Хватит нежностей.
Его взгляд упал на драгоценности Клейто.
– Смотри. Что это?
Юный Петтерс указал на петлю из дубленой бычьей кожи, торчащую меж драгоценных камней и украшений. Он потянул ее на себя, и вскоре выяснилось, что это тонкий шнурок, на конце которого находился багрово-красный рубин размером с грецкий орех.
Глаза Майкла засверкали в тон камню.
– Я никогда не видел таких красивых камней!
– Ты должен взять его себе, – твердо проговорила Эйша.
– Что?
Парень внимательно посмотрел на сестру. Ее взгляд источал спокойствие и решимость.
– Повесь его себе на шею и никогда не снимай.
– Но для чего? Ты что-то чувствуешь?
Девочка неопределенно пожала плечами:
– Я видела сон.
– Та-ак… – Майкл пододвинулся ближе к сестре. – Рассказывай.
– Это был не мой сон. Он снился кому-то другому, но я его отчетливо видела, как если бы он был моим. Понимаешь?
Брат положил ей руку на плечо, стараясь ободрить и поддержать.
– Я не знаю, как можно смотреть чужие сны, но я тебе верю.
Эйша кивнула в ответ и продолжила:
– Мы с родителями шли через какое-то заснеженное поле. Было очень холодно. А потом на нас напали звери – страшные волки и медведь. Тогда ты снял с шеи этот камень и его светом отогнал опасность и вывел нас из снега.
Несколько секунд Майкл молча глядел на сестру. Потом, видимо решив что-то для себя, проговорил:
– Пару лет назад я бы сказал, что ты много читаешь на ночь, но сегодня, после всего, что с нами произошло, я сделаю так, как ты говоришь, даже не пытаясь спорить.
– Спасибо, брат.
Майкл обнял сестру, повесил камень себе на шею и, поцеловав его, спрятал под рубашку.
– Ну а теперь давай вернемся к подарку молодоженам, – провозгласил он.
– Давно пора, – согласилась Эйша.
И дети вновь с головой ушли в перебирание сокровищ, прервавшись лишь на ужин в кругу семьи. Трудности выбора подарков продолжались до глубокой ночи, пока юных Петтерсов не сморил глубокий, беспечный сон.
Глава 7
Первая жертва
Яркое мартовское солнце садилось за горизонт, освещая верхушки многочисленных пиков Гималайских гор. По ущелью, опираясь на корявый деревянный посох, с завидным упорством шел человек. Невысокий мужчина, укутанный в теплую меховую накидку с капюшоном, пробирался сквозь снег, слегка сгорбившись и наклонив голову, наперекор дующим ветрам.
Сегодня был его день. Первое новолуние месяца нисана по вавилонскому календарю. Он ждал его слишком долго, да и сам был настолько старым, что мог бы назвать его любым именем бесконечного множества летоисчислений – древнеегипетским, ассирийским, древнегреческим, ацтекским, по календарю майя и многим другим, так как видел зарождение, рассвет и закат всех этих империй. Однако он предпочел именовать его именно так, и на то было две причины.
Первая – в переводе с вавилонского «нисан» означало идти или шагать, а шел он давно. Почти полтора года ему потребовалось, чтобы найти тайное хранилище, спрятанное не только от людских глаз, но и вообще от всего сущего.
Вторая – «нисан» было созвучно слову «нисанг» на его родном шумерском языке, что означало «первая жертва», а этой ночью определенно жертвы будут, и он это чувствовал.
Мужчина остановился у трещины в скале, настолько узкой, что в нее с трудом смогла бы проскочить мышь, и приложил к ней руку. В это же мгновение на его локоть, бесшумно хлопая крыльями, села птица, напоминающая сову.
Сипуха издала пронзительный свист, потом затрещала и начала неистово долбить камень скалы своим клювом.
Мужчина кивнул, словно поняв язык своей спутницы, и тихо проговорил:
– Ам уэ тэ[27].
Птица живо переместилась на плечо хозяина. Тот снял накидку и расстелил ее перед собой. Кожа путника была смуглой, он явно был родом из южных земель, однако суровый климат Гималаев, где весной температура опускается до минус тридцати градусов, казалось, совсем его не тревожит. Мужчина опустился на колени, перекинул со спины большую полотняную суму и, открыв, начал рыться в ее содержимом. Найдя необходимое, он неспешно и осторожно, будто боясь сломать, выложил перед собой в ряд три предмета – деревянную чашу, небольшой нож в форме полумесяца с ручкой из камня, навершием которого служила морда акулы, и рыбину в лóкоть[28] длиной.
Он низко опустил голову, задумался на несколько секунд, а затем поднял к небу пустые черные глазницы. Глубоко вздохнув полной грудью, колдун приступил к своему ритуалу. Когда все было кончено, он выкинул остатки рыбины, нож убрал обратно в сумку и, взяв обеими руками чашу, наполненную темно-красной жидкостью, поднес ее к лицу. Его пересохшие, обветренные и изрезанные шрамами губы зашевелились, практически беззвучно произнося какие-то заклинания.
Удовлетворенный проделанным, он выплеснул содержимое чаши на расщелину скалы, гортанно проговорив:
– Фани шата![29]
Как только его слова, подхваченные зимним ветром, унеслись по перевалу, раздался треск и щель в скале начала расширяться. С каждой секундой она становилась все больше и больше, пока не достигла достаточных размеров, чтобы в нее смог пройти человек. Птица ринулась первой, за ней в проем вошел колдун.
Он двигался совершенно бесшумно, мягко ступая подошвами кожаных сапог по скользкому каменному полу, будто и́рбис[30], выслеживающий свою добычу. Боязни заблудиться не было, впереди, под сводом пещеры, бесшумно летела сипуха, своим черно-белым зрением и острым слухом указывая дорогу. За время, проведенное с нею, колдун научился перемещаться в пространстве подобно зрячему.
Миновав еще два поворота, он оказался в просторном помещении, по периметру которого стояли чаши с горящим в них огнем. У дальней стены располагался массивный золотой постамент. Прямо над ним в невесомости парило широкое, двустороннее, подобно распахнутым крыльям летучей мыши, лезвие топора, по которому, искря, пробегали молнии.
Колдун замер.
– Афто а[31].
Сзади послышались шаги, и он резко обернулся. Перед ним стоял мужчина в белоснежном одеянии.
– Ты осквернил святилище Верховного Бога, – раздался голос, эхом отразившийся от стен пещеры, – и, если у тебя нет на то веской причины, ты умрешь прямо здесь.
Слепой злобно улыбнулся. Со спины и по бокам от него словно из-под земли возникло по трое стражников, одетых в золотистые доспехи, с копьями в руках, которые тут же взяли оружие на изготовку.
– Кто ты? – спросил жрец.
– Ам Анару[32], – прошипел колдун, кривя изрезанный шрамами рот.
– Я слышал о тебе. И всегда плохое. Зачем ты пришел?
– Кара э тэ[33].
Далее все произошло молниеносно. Все девять стражников бросились в бой одновременно, стремясь проткнуть пришедшего копьями, но колдун был