Сам того не замечая, он стал размахивать рукой в такт. Улыбаясь, Фридрих представлял себе, как будто музыкант следует его указаниям. Он закрыл глаза и вообразил, что музыкальные ноты каплями воды стекают по его лицу, смывая все лишнее.
Он очнулся, когда рядом прозвучал гудок автомобиля.
Снова сунул руки в карманы и пошел дальше, опустив голову и пиная попадающиеся на дороге камешки. На него нахлынуло знакомое чувство — смесь ужаса и надежды. Прослушивание в консерватории, к которому он готовился, сколько себя помнил, было назначено сразу после Нового года. Что, если он плохо выступит? Хотя неизвестно, что хуже — если ему откажут или если примут. На сердце было тяжело. Как можно мечтать о чем-то и в то же время так сильно этого бояться?
Фридрих глубоко вздохнул и пошел дальше. Приближаясь к школьному двору он, как обычно, твердил себе: «Не оглядываться. Не обращать внимания». Старался подбодрить себя отцовскими словами: «Иди вперед, шаг за шагом. Не слушай невежд». Но сейчас отца не было рядом. Сердце отчаянно колотилось. Часто дыша, Фридрих споткнулся и поднял взгляд.
На школьном крыльце толпились мальчишки. Они показывали на него пальцами, хихикали и корчили рожи, изображая, будто ужасно перепугались. Фридрих прикрыл лицо рукой, еще ниже опустил голову и ускорил шаг. Он почти бежал, огибая прохожих.
— Фридрих!
Он чуть не налетел на дядю Гюнтера.
— Доброе утро, племянник!
Дядя обнял Фридриха за плечи и притянул к себе.
Фридрих никак не мог отдышаться:
— Доб… рое… утро…
— Ты что, не рад меня видеть? Я вот рад! Пошли! — Он повел Фридриха в ворота фабрики. — Сегодня я займу верстак твоего отца. Будем с тобой рядышком, ты не против?
Дядя Гюнтер держался как всегда — весело и добродушно. От этого Фридриху стало спокойнее.
— Конечно, не против! Я надеялся, что так будет.
Пока они с дядей Гюнтером пересекали мощенную булыжником площадь, сердце Фридриха начало биться ровнее, и дыхание тоже выровнялось. Высокие фабричные корпуса, каменные плиты дорожек и сводчатые арки — все здесь было надежным и прочным. Здесь Фридрих чувствовал себя в безопасности. А над всем этим высилась, будто обелиск, пузатая водонапорная башня — замаскированный ангел-хранитель.
Иногда Фридриху хотелось, чтобы можно было вовсе не уходить с фабрики. Работать круглые сутки.
И в то же время какая-то его часть мечтала о другой жизни. Ходить в обычную школу, дружить со сверстниками. Быть обычным мальчиком с ничем не примечательным лицом.
Но судьба решила иначе, и когда ему было всего восемь лет, Фридрих стал самым младшим подмастерьем на самой большой в мире фабрике губных гармоник.
3
В то утро, четыре года назад, Элизабет, как обычно, привела Фридриха во двор начальной школы и усадила на скамью в сторонке. Он знал, что должен делать: сидеть смирно и никуда не уходить.
Но накануне отец взял его с собой на балет — послушать оркестр. Музыка осталась с ним, как бывало всегда. Каждая мелодия, каждый такт «Спящей красавицы» Чайковского все еще звучали у него в голове, особенно вальс.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Фридрих напевал себе под нос всю дорогу до школы и не мог перестать, сколько бы Элизабет на него ни шикала. Пока она проверяла, не забыл ли он пакет с завтраком, и поправляла на нем свитер, он, подняв руки повыше, дирижировал воображаемым оркестром.
Элизабет взяла его руки в свои и сказала с мольбой в глазах:
— Фридрих, пожалуйста, не усложняй себе жизнь! Как будто у тебя без того мало неприятностей.
— Я слышу музыку, — ответил он.
— А я слышу, какими словами тебя станут обзывать, если ты и дальше будешь махать руками, глядя в небо. Хочешь, чтобы мальчишки снова швырялись в тебя камнями?
Он покачал головой и посмотрел на сестру снизу вверх:
— Лизбет, они меня называют Уродцем.
— Знаю, — сказала она и погладила его по голове. — Не слушай их. Что я тебе всегда говорю?
— Они мне не родные. А родные всегда мне скажут правду.
— Правильно! И я говорю, что у тебя талант музыканта. Когда-нибудь ты обязательно станешь дирижером. А пока упражняйся дома. Помнишь фокус, которому я тебя научила?
Фридрих кивнул:
— Если мне в школе очень захочется размахивать руками, надо подсунуть их под себя и сесть на них.
— Умница, — сказала Элизабет. — Посиди здесь, пока учитель не позвонит в звонок. А мне надо идти, не то на урок опоздаю.
Она поцеловала его в щеку.
Фридрих смотрел ей вслед, пока она шла к зданию средней школы. Белокурые локоны подпрыгивали у нее за спиной.
Фридрих подсунул под себя руки, но музыка вчерашнего концерта преследовала его, и он не удержался. Вытащил руки и взмахнул воображаемой дирижерской палочкой. Закрыв глаза, он позабыл обо всем и затерялся в ритме вальса.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Он не замечал, что другие ученики не сводят с него глаз.
Он так увлекся музыкой, что не слышал насмешек.
Не слышал, как бегут к нему мальчишки.
А когда услышал, было уже слишком поздно.
На следующее утро, еще до начала первого урока, отец вошел в кабинет директора. С ним рядом хромал Фридрих.
— Посмотрите, что ваши ученики сделали вчера с моим сыном! Губа так распухла, что он почти не может говорить, ссадину на лбу пришлось зашивать, и запястье сломано. Ему несколько недель придется держать руку на перевязи.
Директор откинулся в кресле и сложил руки на животе:
— Господин Шмидт, мальчишки есть мальчишки. Подрались на игровой площадке, обычное дело. Фридриху нужно закаляться. Стычки с другими детьми полезны — как иначе он научится защищать себя? Мы стараемся присматривать, чтобы не было инцидентов, но его физический недостаток…
— Это всего лишь родимое пятно! — Отцовский голос звучал напряженно.
— Как вам будет угодно. Однако этот изьян… Да еще привычка размахивать руками… — Директор наклонил голову к плечу. — Согласитесь, это странно. Подобные странности беспокоят других учеников. Пугают их. — Директор выгнул бровь. — К тому же он говорит, будто ему что-то слышится.
Отец набрал воздух, раздувая щеки, как будто вот-вот лопнет:
— Он слышит музыку! Мальчик представляет, как будто дирижирует оркестром, только и всего! Я с трех лет вожу его на концерты, и он с одного раза запоминает ноты. Кто еще в вашей школе на это способен? Неужели они сами никогда ничего не воображают?
Директор все еще улыбался, однако плотно сжал губы:
— Разумеется, но беда не только в махании руками. Учитель жаловался, что он заканчивает задания по математике намного раньше других и шепчется с соседом по парте.
Отец посмотрел на Фридриха. Фридрих кивнул.
— Что ж, если он заканчивает раньше других, учитель мог бы дать ему дополнительное задание или позволил бы почитать книгу. Тогда он был бы занят и не разговаривал с соседом!
— Видимо, вы не поняли. — Директор повернулся к Фридриху: — Скажи,