Но теперь мое положение совсем иное. Мне кажется, у меня расправилась грудь и я задышал впервые за последние четыре года. Николь ничего не говорит, она ликует, берет меня за руку и уводит вниз по улице.
А вечером мы празднуем «У Поля», пусть даже каждый из нас про себя думает, не говоря вслух, что это непомерно большая трата. Мы делаем вид, что расходы не имеют значения, но блюда выбираем в зависимости от их цены в меню.
– Я буду только горячее и десерт, – решает Николь.
Но когда подходит официантка, я заказываю две закуски, яйца в желе – я знаю, что Николь их обожает. И бутылку «Сен-Жозефа». Николь сглатывает слюну, но бесшабашно улыбается.
– Я так восхищаюсь тобой! – говорит она.
Не знаю, почему она так говорит, но это всегда как бальзам на сердце. Мне не терпится высказать то, что сейчас кажется самым главным:
– Я подумал, как буду вести себя на собеседовании. По-моему, они вызвали троих или четверых. Я должен оказаться лучшим. Вот я и решил… – И меня понесло. Я горю энтузиазмом подростка, который рассказывает, как он возьмет верх над взрослым.
Время от времени Николь касается рукой моей ладони, давая мне понять, что я говорю слишком громко. Я сбавляю тон, но через пять минут обо всем забываю. Ее это смешит. Господи, уже столько лет мы не были так счастливы, как в этот вечер. К концу ужина до меня доходит, что я говорил практически без передышки. Я пытаюсь замолчать, но это сильнее меня.
На улице Лапп народу как летом; мы идем обнявшись, словно влюбленные.
– И ты сможешь бросить эту работу в «Перевозках», – говорит Николь.
Удар я принял, но реакции скрыть не сумел, Николь вопросительно выгнула бровь. Я изобразил на лице нечто вполне убедительное, на мой взгляд. Немного побледнел. Если меня на этот раз не примут и я предстану перед судом с перспективой выплаты двадцати пяти тысяч евро в качестве компенсации… Но Николь ничего не заметила.
Вместо того чтобы сесть в метро на Бастилии, она почему-то продолжала идти дальше, потом остановилась у скамейки и села. Порылась в сумочке, достала маленький пакет и протянула его мне. Я развернул. Это маленький шарик из ткани с оранжевым узором. На другом конце красной веревочки, к которой он прикреплен, крошечный колокольчик.
– Это амулет на счастье. Японский. Я купила его в тот день, когда ты получил приглашение на тестирование. Как видишь, прекрасно действует.
Глупо, но меня это растрогало. Не сам подарок. Ну, не только… уж не знаю, но я действительно растроган. Наверное, я в одиночку выпил почти всю бутылку «Сен-Жозефа». После всего, что нам пришлось пережить, эта женщина достойна самого большого счастья. Убирая талисман в карман брюк, я чувствую себя несокрушимым.
Начиная с этого момента я выхожу на финишную прямую.
Никто больше не сможет встать у меня на пути.
Шарль часто говаривал: «В одном можешь быть уверен: все всегда происходит не так, как мы ожидали». Такой уж он, Шарль, со своей любовью к историческим фразам и сентенциям в духе вселенского патриарха. Иногда я думаю, не сирота ли он. Короче, мне мерещились всякие кошмары в связи с этим собеседованием, но на самом деле все прошло отлично.
Меня вызвали в штаб-квартиру «БЛК-консалтинг», в районе Дефанс. Я ожидал в приемной, просторном помещении с роскошным паласом, мягким освещением, азиаткой-секретаршей, красивой до чертиков, и фоновой музыкой, великолепно подобранной для места, где все чувствуют себя не в своей тарелке. Я пришел на четверть часа раньше. Николь намазала мне лоб тонким слоем крем-пудры, чтобы скрыть следы синяка. Меня преследовало ощущение, что пудра потекла, и я боролся с желанием проверить на ощупь. Я теребил лежавший в кармане амулет.
Бертран Лакост вошел широким шагом и пожал мне руку. Это был мужчина лет пятидесяти, уверенный в себе сверх всякой меры, очень обходительный.
– Хотите кофе?
Я сказал: нет, благодарю вас.
– Нервничаете?
Он задал вопрос с легкой улыбкой. Опуская монеты в автомат, добавил:
– Да, искать работу всегда трудно.
– Трудно, но достойно уважения.
Он удивленно поднял на меня глаза, словно впервые увидел:
– Так не будете кофе?
– Спасибо, нет.
И мы так и остались стоять рядом с автоматом, пока он потягивал свой синтетический эспрессо. Он прислонился к стене и оглядывал приемную с обреченным и сокрушенным видом:
– Чертовы декораторы, никогда не надо их слушать!
В ту же секунду у меня внутри словно лампочка замигала. Не знаю, что именно произошло. Я так воспрянул духом, что все получилось само собой. Я выдержал паузу в несколько секунд, а потом бросил:
– Понимаю.
Он вздрогнул:
– Что именно вы понимаете?
– Вы решили сыграть на «неформальном» общении.
– Простите?
– Я говорю, вы решили сыграть на «между нами говоря», что-то вроде «встреча у нас деловая, но прежде всего мы люди». Ведь так?
Он испепелил меня взглядом. И казался искренне рассерженным. Я сказал себе, что для начала неплохо.
– Вы играете на том, что мы приблизительно одного возраста, и следите, не попадусь ли я на удочку фамильярности, а поскольку я это заметил, вы испепеляете меня взглядом, чтобы определить, не запаникую ли я и не дам ли задний ход.
Он просиял и широко улыбнулся:
– Ладно… Почву подготовили, не находите?
Я ничего не ответил.
Он бросил пластиковый стаканчик в большую урну.
– А теперь перейдем к делу.
Он пошел впереди меня по коридору, по-прежнему размашистым шагом. Я чувствовал себя солдатом конфедератов в последние минуты перед вражеским залпом.
Он хорошо знает свое дело и тщательно изучает личные дела. Если в резюме имеется какая-то слабина, он ее отмечает, если слабина имеется в самом кандидате, он этим пользуется.
– Он продолжал меня тестировать, но уже в другой тональности.
– А он сказал, для кого набирают? – спросила Николь.
– Нет, разумеется… У меня всего две-три догадки. Довольно смутные, но, может быть, мне удастся вычислить. Потому что мне важно быть на шаг впереди. Ты сейчас поймешь. В конце собеседования я сказал ему:
– И все-таки я удивлен, что кандидатура человека моего возраста могла вас