На улице не переставая падал снег; возвратившись в столовую пансиона Беатрис, Жюльен обнаружил на своей тарелке салфетку в серебряном кольце, на котором уже были выгравированы его инициалы. Обе пожилые дамы, мать и дочь, робко и одновременно заговорщически улыбнулись ему; погруженная в чтение девица глаз не подняла. Третья пожилая дама, видимо, уехала. Отодвинув десертную тарелку, чтобы удобнее было прикуривать, Жюльен задумался: а он ведь так и не понял, каковы настоятельные причины, по которым решено было заново открыть консульство в Н. и назначить на этот пост его.
Двое рабочих убрали мебель и пустые папки для бумаг, загромождавшие две небольшие комнаты, выходящие на галерею; уборщица доделала остальное, а секретарша и шофер со следующего утра приступили к своим обязанностям. М-ль Декормон была старой девой, такой долговязой и тощей, что ее полная грудь, впрочем, должно быть, очень красивая, казалась почти неприличной. Она говорила солидным голосом с забавным парижским акцентом, который контрастировал как с ее сдержанной манерой поведения, так и с серьезными высказываниями о городе и его обитателях. Зато шофер, черноглазый молодой человек, моложе тридцати, открывал рот, лишь когда в том действительно была нужда. Г-н Бужю не обманул Жюльена: очень быстро как один, так и другая стали ему необходимы в непроходимых джунглях Н. и его окрестностей. Что до самого архивариуса, то Жюльен без труда сообразил, что тот по целым дням ничего не делает, безвылазно проводя время в жарко натопленной каморке, дымя как паровоз и тайком, хотя ни для кого это не было тайной, попивая. Он выходил оттуда, лишь когда Джино, шофер и по совместительству швейцар, объявлял о редком посетителе. Тогда г-н Бужю переходил в некое подобие приемной, напускал на себя строгий административный вид и принимал посетителя со скучающим лицом, чаще всего извиняясь, что ничем не может помочь. Когда Жюльен узнал об этом, он сделал вице-консулу ряд замечаний, которые ни к чему не привели, а затем, по наущению м-ль Декормон, вменил ей в обязанность прием посетителей. За собой он оставил разбор самых деликатных случаев. Но поскольку посетителей было немного, а деликатных случаев и того меньше, ни Жюльену, ни его секретарше не пришлось много заниматься чисто консульскими делами. Большую часть времени м-ль Декормон утешала заплаканных туристов, у которых стащили бумажник.
Известный художник-декоратор по рекомендации м-ль Декормон предложил Жюльену свои услуги. Он представил письмо управляющего недвижимым имуществом министерства, которому подчинялся консул; в письме содержалась благодарность за работы, выполненные в столице для посла, а также совет нанесли визит новому хозяину дворца Саррокка. В тот же день депеша из Парижа подтвердила открытие кредита для обустройства офиса, кредита столь же щедрого, сколь скромным был кредит, отпущенный на персонал и служебные дела. Войдя в небольшую комнату, в которой новый консул временно устроил свой рабочий кабинет, г-н Соллер тут же предложил проект ремонта бельэтажа здания, как нельзя лучше устраивавший Жюльена: казалось, декоратор давно все обдумал, настолько его предложения были четкими и функциональными. Любопытно, что составленная им смета в точности совпала с отпущенными средствами, и Жюльену не было нужды обсуждать разные скучные детали: г-н Соллер предусмотрел все.
Речь шла о том, чтобы, оснастив дворец недостающим ему современным комфортом, вернуть ему его былое величие. Архитектор захватил с собой старые фотографии анфилады гостиных и галереи, выходящей во внутренний дворик: мрамор, гобелены и несколько полотен старых мастеров на белых стенах.
— Уверен, что, порывшись в подвалах, мы найдем большую часть убранства, упакованного в ящики в момент закрытия консульства.
Декоратор был смазливым молодым человеком и сразу произвел хорошее впечатление на консула. Расставаясь, они пообещали друг другу увидеться во внеслужебной обстановке.
Повод представился им вечером того же дня. Консул собирался вернуться в пансион, когда м-ль Декормон известила его о телефонном звонке адвоката Тома. Поверенный консульства не захотел его тревожить и поручил его секретарше передать приглашение на ужин.
— Мэтр Тома просит извинить его за его приглашение в последнюю минуту, но он только что вернулся из П., куда ездил с визитом к нашему консульскому агенту. Разумеется, если вы заняты, ужин будет отложен.
Секретарша, как, впрочем, и адвокат, была прекрасно осведомлена, что ее шеф ничем не занят по вечерам. Обрадованный тем, что не придется в одиночестве сидеть перед кольцом с салфеткой, Жюльен принял предложение.
Адвокат жил в старинном дворце в самом центре старого города, за ратушей. Ворота дворца, такие же тяжелые и высокие, как и ворота консульства, выходили на узкую улочку, когда-то облюбованную художниками и поэтами, — дворец Юбнер возвышался в самом ее конце: — больше двух столетий под благожелательным взором герцогов Юбнер, из поколения в поколение проживавших в этом дворце, здесь процветала одна из первых академий Возрождения, лишь на несколько лет уступившая пальму первенства академии Барди[23] во Флоренции. В ее гостиных зарождалась европейская музыка, в ее библиотеке среди старинных планисфер и карт заново рождалась география. Уже давно на знаменитой улочке царил покой, а дворец Юбнер превратился в музей истории города, президентом совета которого стал адвокат Тома.
— Как мило с вашей стороны посвятить часть своего драгоценного времени скромному бумагомарателю! — воскликнул адвокат, встречая Жюльена в дверях.
К его квартире вели очень крутые ступени, продолжавшие парадную лестницу со статуями из черной бронзы. Винер вошел в небольшую прихожую, с полом, выстланным белым и черным камнем, и украшенную двумя мраморными скульптурными изображениями священников XVI века в духе Бернини[24]. Толстая горничная приняла у него пальто, повесила его на деревянные плечики и водрузила их на вешалку. Адвокат предложил ему пройти в гостиную, откуда доносились голоса. Узкий коридор был обит старинным шелком и украшен барельефами, похожими на куски этрусских саркофагов.
— С нашим другом Соллером вы уже знакомы.
Архитектор с бокалом в руке поднялся навстречу Жюльену, его примеру последовал его собеседник, на прусский манер склонившийся перед новым консулом.
— Меня зовут Масканиус. Это мои статуи загромождают до сих пор ваш дворец; как только снег подтает и грузовик сможет въехать во двор, обещаю вам все вывезти.
Оба гостя были в смокингах, адвокат — в домашней велюровой куртке темно-зеленого цвета. Жюльену стало неловко: он не переоделся и был в том самом сером шерстяном костюме, в котором провел весь день. Но вот хозяин подал ему бокал шампанского и поднял свой в знак приветствия.
— Мы — трио старых холостяков, — бросил он. — Надеюсь, вы не очень соскучитесь в нашем обществе. Зная толк в женщинах, как и во французском шампанском,