Наконец я решился, распахнул двери, переступил страшный порог.
Священник, обвенчавший меня и Софью, стоял на коленях перед иконой Божьей Матери и пылко молился. Он договорил одну молитву и дружелюбно сказал, не оборачиваясь:
– Заходи, сын мой, не робей. Богу дорог каждый из его детей.
– Даже тот, кто много лет был в объятьях Тьмы? – вырвалось у меня.
Старик медленно поднялся с колен, повернулся ко мне с доброй улыбкой:
– Кирилл, а ты слышал притчу о блудном сыне?
Я ушёл от отца Георгия часа через два. Всё слушал его, слушал… А старик смотрел на меня ласково, словно весеннее солнце. С икон взирали бледные мрачные укоризненные лица, а у него были тёплые светлые глаза. В какое-то мгновение он напомнил мне о моём первом, кровном отце. Того, сурового и жестокого я только раз видел нежным и добрым. Мне тогда исполнилось семь лет. Он в тот день собирался на битву, из которой не вернулся…
Может, я бы ещё пробыл с ним: Бог как будто нарочно не пускал в этот день прихожан в храм, но явление въедливого молодого священника испортило моё благостное, тихое настроение. Анастасий с порога вцепился в меня строгим взглядом, как клещ в чьё-то тело, и укоризненно начал:
– Явился-таки, грешник!
И мне сразу захотелось сбежать из церкви куда-нибудь подальше.
Георгий и Анастасий были как день и ночь. Молодой видел в людях только тёмную сторону и всегда стремился потоптаться ногами по чьей-нибудь душе, вызывая отчаяние или злость, а отец Георгий видел в первую очередь светлую сторону и играл на ней дивные мелодии, пробуждая самые добрые чувства.
– Анастасий, Анастасий! – грустно вздохнул мудрый старик, – Если ты будешь таким, то никогда не увидишь вторую улыбку Мадонны!
Я растерянно посмотрел на них. Что за улыбка? Мадонна… Матерь Христа, но не православная Богоматерь, а иноземная… И почему именно Мадонну вспомнили в православном храме? И разве мог противный Анастасий когда-либо где-либо увидеть улыбку самой Мадонны? Парень, услышав эти странные слова, притих, виновато опустил голову, как нашкодивший ребёнок перед строгим отцом, узнавшим о его проделках.
К моей досаде, крест мне вложили прямо в руку, быстрее, чем я успел попросить завернуть его в шаль. Я вздрогнул, соприкоснувшись серебряной вещью, испытал неприятное покалывание и лёгкое жжение. И только. Значит, во мне теперь больше человеческого, чем вампирского. Но не значит ли это, что я стал слабее обычных вампиров? Может, купить серебряный крест и для себя? Недавние родственники будут шарахаться от меня ещё шустрее, чем горожане от Анастасия…
Сердце испуганно замерло. На целую вечность. Я уже испугался, что больше никогда не почувствую его бодрого или вялого трепыхания в моей груди, однако же оно наконец оправилось и взволнованно затюкало. Я, конечно, человек, но не настолько, чтобы носить серебреный крест…
Софья к моему возвращению вполне оправилась. И за ужином объедалась за двоих.
– Похоже, вас в скором времени ожидает пополнение семейства, – многозначительно ухмыльнулся хозяин дома, – Я с радостью стану его крёстным отцом, Кирилл Николаевич.
И с превеликим удовольствием представишь меня публике, а себя – как обнаружившего такой клад. Я тебя насквозь вижу, Пётр Семёныч. И как только заработаю достаточно денег, чтобы мог купить или хотя бы снять скромную, но чистую квартиру, так тотчас же покину сей гостеприимный дом.
Жена с восторгом приняла подарок, когда мы оказались в спальне наедине. Найдя крест, удивлённо вытаращилась на меня:
– А тебе не больно было его нести, Кирилл?
Покачал головой. И прибавил:
– Только немного неприятно. А ты его будешь носить, не снимая, особенно, по ночам. И сверху ночной рубашки.
– А как же… А ты…
Ухмыльнулся:
– Ты для начала подрасти, милая моя. А первую брачную ночь я тебе потом устрою. Самую замечательную.
Она очень мило зарделась и опустила взгляд.
Этой ночью я как обычно устроился в засаде на крыше неподалёку, слившись с тенью трубы от дымохода. И спустя час-два, как ночь королевой вплыла в свои владения, заметил над городом семь увеличивающихся тёмных силуэтов, бесшумно пробирающихся сквозь родной им мрак. Напрягся, сжимая в руках кинжал, купленный у какого-то сомнительного типа. Почуют или нет?
Мой прошлый отец приземлился на крыше за мной неожиданно. Я развернулся, блеснул в лунном свете остро заточенный кинжал.
Тарас многозначительно указал сверкнувшими глазами вверх. Мол, поднимемся повыше и поговорим. Людям не полагается слышать наш разговор. Семь вампиров, отвлёкшие меня, приблизились, замерли в небе над нами. Вздохнув, оттолкнулся от крыши и быстро поднялся вверх, завис напротив бывшего дяди, деда, сестры и четырёх братьев. Тарас поднялся медленнее, обдумывая, с каких слов начать. Тут я обратил внимание, что их крылья чёрно-серые, а мои – полупрозрачные, выцветшие.
– Что с тобой случилось, Кирилл? – дружелюбно начал мой недавний дед.
Он почти оправился после недавней битвы. Да и на прочих почти не осталось ран. Наверняка, несколько человек нашли мёртвыми в каких-то канавах или тёмных закоулках. Конечно, трупы с распоротыми шеями вызовут много интереса, испуга и сплетен у людей, но наших сильно потрепали в той драке, а серьёзно раненным вампиром трудно оторваться от жертвы.
Прежде думал об этом спокойно, но сегодня с трудом сдержался от брезгливой гримасы. Кто же я теперь? Кто я?!
– Ты какой-то странный стал, Киря, – насмешливо заметил вампир, возродивший меня после смерти, – Сидишь голодный, вымазанный не то сажей, не то краской, на крыше, прячешься за трубой. И домой не возвращаешься.
Я молчал, не зная, что ответить.
– Что с тобой случилось? – спросил Тарас уже требовательно.
Вздохнув, объяснил:
– Мне надоело такое существование.
– И? – вампир нахмурился.
– И я добровольно дождался встречи с разящей зарёй.
Они потрясённо замерли. Прежде и я так бы пялился на вампира, который оказался единственным за все тысячелетия существования детей ночи, кто сумел выжить от соприкосновения с солнечными лучами.
– Значит, Свет не тронул тебя… – задумчиво произнёс предводитель клана и облизнул губы.
– Свет долго терзал меня, – исправил я, сжимая рукоять ещё крепче.
– Интересно, какой теперь вкус у твоей крови? – мечтательно добавил старый вампир.
– Или это у той сопли такая необыкновенная кровь, что вкусив её, ты сумел пережить начало дня? – продолжил Тарас.
– Может быть, тут дело не только в крови этой девчонки? – Эдвард паскудно ухмыльнулся, – Я люблю пышных и здоровых молодых женщин, но сейчас