На прибрежном рифе, о который бились волны, изрыгавшие в бешеной злобе фонтаны пены, лежала кверху дном белая лодка с погибшего корабля, а по всему берегу валялись поломанные ящики, в которых были банки с консервами. Буря принесла и сюда часть своей добычи.
На самой высокой террасе неподвижно, как труп, лежал человек, все еще привязанный к спасительной балке.
Белый бросил беглый взгляд на остров и, не заметив ничего тревожного, снова нырнул вниз. Водные массы еще не совсем успокоились, преломленные солнечные лучи вспыхивали разноцветным сиянием, уродливо искривленные тени ныряющих тюленей и испуганных рыб казались призрачными.
Но глубже вода была тихая, совсем неподвижная. Не колыхались водоросли. Лишь морские коньки смешно перескакивали со стебля на стебель.
Кривой рак с остервенением волочил за собой добычу, забыв свою обычную осторожность. И это дорого обошлось ему. В подводных джунглях за каждую ошибку расплачиваются жизнью. Строгий, безжалостный закон!
Осьминог, который следил за ним из своего убежища, невидимый в тени коралловых кустов, вдруг кинулся на него сверху, словно молния, одним толчком своей водяной ракеты. Рак выпустил добычу и ухватился острыми клешнями за первое попавшееся ему щупальце. Головоногое разъярилось, размахнулось, ударило рака о скалу, потом еще раз и еще. А когда крепкие щипцы ослабили свою хватку, притянул обессилевшее тело врага к крючковатому клюву, который зловеще скрежетал среди венка из растопыренных щупалец.
В дали, казавшейся блестящим зеленоватым тюлем, мелькнули две неясных тени, стали расти и, наконец, превратились одна — в огромную морскую черепаху, размахивающую, будто птица крыльями, широкими плавниками, другая — в акулу, которая тащилась по пятам за своей жертвой. По ее медлительным движениям Белый понял, что она поражена какой-то тяжелой болезнью.
Перед глазами дельфина всплыло далекое потускневшее воспоминание. Так играли его сверстники. Они подталкивали головами черепах, подкидывали их, словно мячик, над волнами. Почему бы и ему не поиграть сейчас, как тогда, когда он, беззаботный и спокойный, плыл около матери.
И Белый бросился навстречу черепахе. Та резко повернула назад, но тут же наткнулась на свою преследовательницу. Акула лишь щелкнула челюстями, и голова черепахи исчезла в полукруглой зубастой пасти.
Белый видел, что акула больна — значит бессильна. Об этом говорили и лихорадочное подрагивание ее жабр, и неестественно ленивые движения плавников, и мутный взгляд ее кошачьих глаз. На нее можно было излить свою ненависть, врожденную ненависть всех дельфинов к роду акул.
Он яростно налетел на нее сверху и ударил головой в брюхо. Отплыл, разбежался, ударил второй раз и затем злобно вцепился зубами в ее хвост. Но, несмотря на тяжелую болезнь, у хищной рыбы еще остались силы для защиты. Вот она резким ударом своего хвоста свернула в сторону и страшные хищные челюсти щелкнули в каком-то сантиметре от морды дельфина.
Белый понял, что надежды на успех нет. Акула умела быстрее его переворачиваться на бок, в то время, как его горизонтальный плавник служил отлично для другой цели — всплывать почти вертикально — в этом именно и было его спасение. И потому, прежде чем акула опомнилась, он оказался на поверхности.
Внезапно тюлени бросились в воду. Они бултыхались в нее друг за другом и затем, повернув головы, смотрели ошеломленные, недоумевающие на берег, на высокую террасу, где, прислонясь спиной к скале, стоял во весь рост человек. На лбу его, под слипшимися от крови волосами, была видна глубокая рана — след того страшного удара, когда волны выбросили его на эту скалу.
Его лихорадочный взгляд обшарил горизонт, затем скользнул по испуганным тюленям и замер на перевернутой лодке.
Значит, это был не сон, не мучительный кошмар… Значит, он действительно видел чудовище и то. Неужели никому не удалось спастись?. Хотя бы одному. Пусть даже тому, который ударил его веслом. В сущности, хорошо, что он оттолкнул его. Если бы они проявили человечность, если бы взяли его в лодку..
А вокруг, за пенистым поясом прибоя, ревел океан — ощетинившаяся безбрежность, сливающаяся вдали, у неясной полоски горизонта, с другой безбрежностью — сияющей голубизной неба. Один! Один среди этого синего, грозно вздымающегося простора. И одна-единственная связь с миром, с близкими — слабая, почти безнадежная связь — эта лодка, выброшенная волнами на риф.
Во что бы то ни стало ее надо достать оттуда! Любой ценой! Иначе он никогда не сможет покинуть это дикое место, никогда не сможет спастись!
Пошатываясь, несчастный стал спускаться вниз по скалам, покрытым птичьим пометом и облепленным белыми раковинами морских желудей, будто причудливым каменным узором. Волны, шипя, налетали на них, пятились назад и, разбежавшись, снова набрасывались. Целый полк кривых раков, страшных, уродливых, расползся при его приближении во все стороны и попрятался в многочисленных щелях, прикрытых скользкими желтыми водорослями.
Человек вошел по колени в воду и, хотя волны толкали и заливали его, стал пытаться затащить продырявленную лодку на берег. Лишь через час, изнемогая от усталости, он дотянул ее до небольшого залива, единственного мелкого залива, откуда прилив не мог унести ее.
Но починку он решил пока отложить. Сейчас нужно было как можно скорее перенести на берег ящики с продуктами. Кто знает, сколько придется ему прожить здесь?
И вот, останавливаясь после каждого шага по неровному коралловому дну, он вытащил на сушу один ящик с мясными консервами. Открыл камнем верхнюю банку и, запустив в нее руку, набил вареным мясом свой голодный рот.
«Как дикарь!» — мелькнуло у него в голове. Но он не остановился, пока не опорожнил всю банку, и уже хотел было забросить ее в море, как вдруг испуганно опустил
А если понадобится? Здесь каждая жестянка может ему когда-нибудь пригодиться.
5
Лишь в это утро, после двухдневного путешествия по океану, Белый обнаружил стаю летающих рыб и пустился следом за ними. Испуганные рыбы стрелой взмывали в воздух, походя на вырезанных из перламутра ласточек, но, пролетев метров двести, снова бросались в волны и неслись вперед, отскакивая от поверхности воды, словно брошенные детьми плоские камешки.
Но дельфин слишком хорошо знал их искусство и потому, когда одна из них подскакивала вверх, продолжал мчаться вперед без колебаний, и лишь та снова касалась океана, впивался в нее своими многочисленными острыми зубами.
Охота и игра в одно и то же время! Возбуждающая, опьяняющая игра с жизнью и смертью!
Океан снова затих, величественный, царственно спокойный. По его шелковой коже пробегали, словно легкая дрожь, волны, они гнались одна за другой и никак не могли догнать.
Вытянувшись всем своим сильным телом, Белый летел по волнам, то вверх, то вниз, выскакивал на свежий, влажный воздух, насыщенный водяными брызгами, и в следующий миг нырял в текущую, искрящуюся синеву. Отовсюду струился свет: